веку
И, из оков исторгнув человека,
Ты будь царицей всей земли отныне.
Явись другим примером совершенства —
Монарший долг – Отчизны процветанье —
И веру в Бога обрати в блаженство.
Монаршья власть иль прав святых попранье!
Хвала тебе изящества царица,
Небесный ангел, кротка голубица!
Фортуну мнишь вернуть, Елизавета,
Душе твоей любезно созиданье,
Так славь поэт с заката до рассвета
Богов соперницу, достойну обожанья.
Когда Марешаль выражал свое восхищение мудростью и благородством Елизаветы, правящей «без пролития крови», он имел в виду тот общеизвестный факт, что Россия времен Елизаветы Петровны была единственным в Европе государством, где не практиковалась смертная казнь. При своем вступлении на престол 25 ноября (с. с.) 1741 года Елизавета поклялась на кресте, что не будет прибегать к смертной казни даже в отношении самых опасных государственных преступников. Надо сказать, слово свое она сдержала, чем и вызвала удивление современников за пределами России.
Воздавая должное великодушию императрицы, Марешаль называет ее продолжательницей дела Петра Великого, который «дал россам просвещение и лиру» и «безвестну Русь в Европу ввел умело».
Парижский адвокат проявил здесь куда больше понимания смысла петровских преобразований, нежели версальский двор, десятилетиями мечтавший о возвращении России к «азиатскому варварству» и вытеснении ее из Европы. В этом отношении безвестного адвоката можно поставить в один ряд с Вольтером и теми французскими просветителями, которые чуть позже прославят деяния Петра I и Екатерины II.
Марешаль выражает надежду, что дочь царя-реформатора довершит главное, что не успел или не смог сделать ее отец: сменит «рабов на подданных», то есть ликвидирует крепостное право. Это пожелание будет исполнено лишь сто один год спустя императором Александром II Освободителем.
Разумеется, при дворе Людовика XV никогда не разделяли столь восторженного отношения к Елизавете Петровне, правда, с тех пор, как императрица в 1757 году сделалась союзницей христианнейшего короля Франции, высокомерие и неприязнь в Версале к ней и ее стране, по крайней мере внешне, утратили (как вскоре выяснится – временно) прежний откровенный характер. Рецидив русофобии у Людовика XV случится после того, как Петр III, преемник Елизаветы, в одностороннем порядке выйдет из Семилетней войны и пойдет на сближение с Фридрихом II.
«Спаси, Господи, Корсиканца из рук нечестивых французов»
Отношения между Екатериной II и Людовиком XV также были по меньшей мере напряженными, если не сказать – враждебными, что в решающей степени объяснялось настойчивыми попытками короля Франции вытеснить Россию на задворки Европы. «Единственная цель моей политики в отношении России состоит в том, чтобы удалить ее как можно дальше от участия в европейских делах… – писал король 10 сентября в секретной инструкции своему посланнику в Петербурге барону де Бретейлю. – Все, что может погрузить русский народ в хаос и прежнюю тьму, выгодно для моих интересов. Для меня не стоит вопрос о развитии отношений с Россией»6.
Вплоть до 1772 года Людовик