енной философии и русской и импортной действительно жутчайшая, что и дает повод к ее ругани. Благо ее хоть ругают, значит, она не безразлична. Люди злятся на нее, потому что она не оправдывает их чаяний, не дает глоток воздуха, так необходимый им, люди выступают анти философией, люди протестуют – и значит, они нуждаются в ней!
Дефицит философии длится уже второй век. Больше ста лет, человечество без ультра современной философии. Второй век, философия не впереди планеты всей. Все это время ее с переменным успехом, подменяла, как могла, рванувшая семимильными шагами, наука. В аннотациях к книгам, например Фрейда, Юнга и других ученых, часто пишут «ученый и философ» и тому подобное. Весьма сомнительное словосочетание. Хотя сам Юнг, очень честный человек, никогда себя не причислял к философам, и очень искренне сетовал на медленность последних, так много ему надо было сказать, и так много нужно было объяснить именно с философской точки зрения.
Таков ход всемирной философии, она движется медленно, очень медленно.
Кризис в философии или в чем-то другом, обнаруживается в учащенных вопросах: «зачем нужна……..?». Например, если юноша спрашивает: «люблю ли я ее?», это означает, что он ее не любит. Если философы пишут статьи на тему «зачем нужна философия современному человеку», то философия им не нужна, и пишут о ее надобности статисты, а не философы. Обычно такие статьи пишут профессоры в университетах. Они же часто беспомощно краснеют, когда наглые студенты задают им вопрос: «а зачем оно нам надо, эта философия, высшая математика или прочая почетная дисциплина? Они и сами толком не знают, зачем. Они подмигивают и ерничают, мол, вам – не надо, а предмет есть – учите. Для Философа или Математика, или Поэта таких вопросов не существует, они сами философия, математика или поэзия, они утверждают себя, и значит, они есть.
Особенно тяжелая ситуация с философией на русскоязычном пространстве бывшей огромной и славной империи. Всего в ней было много и с изобилием, но философов мало. А тех, кто был, держава забывала и затирала со скоростью молниеносной. Поэтому среднестатистический человек не знал и не помнил своих героев. Я сам их не знаю. Рожденные в Союзе, да и раньше так было, мы страстно хватали лишь то, что импортировал нам заморский интеллект…
Но патриотизм, бесславно вколачиваемый с детских лет, с возрастом прорастает самостоятельно. Патриотизм – это возрастное. Меня на патриотизм начало пробивать только недавно, и окончательно, с сознанием дела, пробило как раз, когда я писал главу «характерология» в своей «Вселенной на ладонях» в 2012 году. Тормоша Википедию и другие источники информации, я вдруг осознал гордость за свой народ, и даже в эпиграф выбрал бесподобную, не достижимую для всего импортного, хотя им же и аранжированную и нам преподнесенную, песню в исполнении Белки Немировской, на слова Владимира Фирсова «Не кончается».
Так или иначе, я, вдруг осознал, что Федор Достоевский и Александр Пушкин, мне безгранично ближе, чем любой писатель и поэт Запада, что Александр Вертинский, в малотиражных своих записях хранит для меня мир в разы богаче и восхитительный, чем любой певец и шансонье любой другой страны. И даже русский еврей Мечников, написал слова, поразившие меня глубже и пронзительней, чем всё учение австрийского еврея Зигмунда Фрейда.
И уж совсем убедил меня в моем патриотизме, русский «шовинист», «антисемит» и «лжеученый», основоположник пассионарной теории этногенеза, Лев Николаевич Гумилев.
Это произошло все в том же, еще вчерашнем 2012 году. Я уже закончил писать «Вселенную на ладонях», и даже Алетейя взялась ее издать. Все для меня было ново и интересно. Как будет выглядеть книга, какая обложка, какая толщина, вес – все. Я ходил по книжным магазинам и рассматривал их разношерстую продукцию.
В книжном супермаркете, на полке философии, стояло несколько худосочных бюджетных книжек – Ницше с Макиавелли, а между них стоял огромный в 1000 страниц, в твердой обложке, за баснословные деньги, труд неизвестного мне, Льва Гумилева. Благо фамилия на слуху, и я решил посмотреть, тот ли это Гумилев. Оказался сын.
Так или иначе, знакомство наше состоялось.
Еще 20 лет назад он был жив, еще 20 лет назад, я мог приехать к нему в гости или, в крайнем случае, написать письмо. Правда, что я смог бы сказать тогда ему, ведь мое откровение, моя философия пришла ко мне только через год после его смерти. А о том, сколько между нами общего, я узнал всего-то полгода назад, летом 2012, в год столетия со дня его рождения.
Но не сказать вам, уважаемый Лев Николаевич я тоже не могу – уж слишком много между нами общего. Вот и приходится говорить с вами с призраком. Так делал Николо Макиавелли. После скучного дня среди свинопасов и дровосеков, поиграв в карты и продемонстрировав полную адекватность этому миру, он отправлялся домой. По дороге мило раскланивался дамам и господам, здоровался с крестьянами, учтиво отклонял предложение пропустить стаканчик другой в уютной компании. Дома мылся, переодевался в царственную придворную одежду, уединялся в кабинете и вел задушевные беседы с людьми великими, но мертвыми. Так и я, продемонстрировав адекватность миру внешнему, я иду домой демонстрировать адекватность миру семейному, моей жене и детям. Обманув весь мир, и оставшийся