же я вам могу помочь? Что ж я для вас могу сделать, если у меня ереси еще больше, а света у меня никто не видел и подавно?
…Ну и что, что про себя? Вы интеллигентный человек, должны знать, что все говорят только про себя, от великих до малых, это целая философема, а не просто чванство, это глубина. Еще Декарт заметил, «мыслю, значит, существую» и ни слова о других – он мыслит, он и существует. Достоевский, например, когда зачитывал свою знаменитую речь о Пушкине, читал о Пушкине, а говорил про себя. И Пушкин, когда писал Онегина, тоже говорил про себя. А как же иначе – правда жизни – «у кого, что болит, тот о том и говорит». И говорит тем пронзительней, чем сильнее болит, чем невозможней не сказать.
Достоевский Федор, вы думаете, он идиот? Он не идиот! Он и Идиот, и Настасья Филипповна, и Рогожин, и Лебядкин с Ипполитом, и все семейство Епанчиных вместе взятые. Он великий человек – первый, кто открыл этику Факта. Жаль человечество еще не готово к такой этике. Как бы на этом не погореть. А инстинкт мне подсказывает, что погореть можно. Поэтому «я не пишу этик, я пишу об этике». И поэтому в «Этике» у меня, для отвода глаз, поет нежная и хрупкая Джем с композицией «They».
Так вот о критике. Тексты ваши изумительны, все мне в них ясно и понятно, но вот, что странно. Странно, что у вас во всех ваших книгах никаких упоминаний о музыке. Впрочем, вы, пожалуй, больше жить не могли без книг. А вот я жить не могу без музыки. Книги я, конечно, тоже люблю, трепетно. Но не так как вы. Вы – редкий интеллектуал. В вас, все что вошло, там и осталось. А я решето – поразительное свойство памяти – все как в песок, ничего не остается. Остается только легкое впечатление – хорошее или плохое. После вас, кстати, хорошее, но вот, что именно читал и про что там было – не помню, во всяком случае, рассказать не могу. Я и Ницше читал – не помню, помню, что сильно, и мышцы живота всегда были напряжены, а пересказать, что именно сильно и почему напряжены, не могу. И Шопенгауэр – тоже хорошо. Даже Канта читал – мало понял и не запомнил уж точно. Да, да, такое свойство памяти – все на ветер, даже себя пересказать не могу, чтоб вспомнить, приходится каждый раз погружаться во Вселенную заново, каждый раз собирать ее в ладони, а это сложно и мышцы живота напрягаются.
Но без книг и даже без философии – могу, а вот без музыки – ни дня. Поставить вам что-нибудь замечательное? Слушайте, Вертинского «Злые духи».
Скоро будет весна.
И Венеции юные скрипки
Распоют Вашу грусть,
Растанцуют тоску и печаль,
И тогда станут слаще грехи
И светлей голубые ошибки.
Не жалейте весной поцелуев,
Когда расцветает миндаль.
Вертинский. Еврей? Кто еврей? A-а. Нет, не еврей. Родился и вырос в городе Киеве, спал у тетки на сундуке в коридоре, вечно голодный, вечно холодный, неприкаянный – мотался всю жизнь по миру в поисках своей «недоступной весны». Ну и что, что картавит? Что, если картавит, то еврей? Тогда все французы – евреи. Дались они вам. Кстати вас уже внесли в еврейскую энциклопедию,