Они ничего не слышат. Боб сам вытягивает гангстера из камеры. Он видит на своем лбу, вздувшиеся от усилий жилы и искривленный в злобе рот, выплевывавший, в сторону дегенеративно застывших полицейских, матерные слова. На них это не действует. Боб оставляет тело на пороге камеры и бросается к ним. За грудки трясет Низенького и Широкого и приказывает ему бежать за врачом. Тот, поняв, наконец, что хотят от него, опрометью бежит вон. Любитель пари, которому Мерфи пяткой наступил на носок ботинка так, что у того, вероятно, хрустнули пальцы, тоже вышел из оцепенения и, пытаясь освободить ступню, бестолково, как заевшая под иглой патефонная пластинка, спрашивал: «Что делать, сэр?.. Что делать, сэр?..»
– Прийти в себя, идиот!
– Что делать, сэр? – уже более осмысленно повторил он.
– Помоги перетащить его в кресло.
Усаживая, а точней, укладывая тело Ксантопуло в кресло, Мерфи заметил, что веки «покойного» сомкнулись, прикрыв мертвенно мерцающие полоски белков, исчез оскал, и вспухший, лилового цвета язык, прямо на глазах тончал, становился красным и, наконец, улегся в полости рта. А когда появился врач, к бескровному лицу гангстера прилила кровь, у виска забился пульс и на месте черно-синего рубца, что опоясывал шею, розовела едва заметная полоска – след от него. Подержав с полминуты запястье Ксантопуло, врач бесстрастно сообщил:
– Пульс слабый, неполного наполнения… Обычная картина при обморочном состоянии.
После укола гангстер стал походить на беспокойно спящего человека, которому снится что-то жуткое. Он рычал, скрипел зубами и, словно отбиваясь от кого-то, пытался выкрикивать, размахивал руками, сучил ногами.
– Все свободны. Оставьте нас! – окинув резким взглядом присутствующих, распорядился Мерфи.
Ксантопуло открыл глаза. Полные животного ужаса и страха, они таращились на Мерфи, как два насмерть затравленных зверя. Будь у них пасти, они, наверное, вопили бы дикими голосами.
– Что скажешь, Роки?– жестко начал Боб.
Ксантопуло схватил Мерфи за руку и как слепой стал жадно ощупывать его.
– Это вы, сэр? – не веря ни себе, ни в себя, недоуменно спросил гангстер.
– Я! Я! – отдирая от себя крючки его дрожащих пальцев, подтвердил шеф Интерпола.
– Что это было?
– Седьмой круг ада, Роки.
Ксантопуло с ужасом смотрел в зияющий проем камеры.
– Нет, что это было?– прошептал он.
– Вероятнее всего, твое недалекое будущее, – небрежно бросил Боб.– Именно здесь год тому назад Вексель видел, кто и как его кончал. Ты, подонок, был его убийцей… Кстати, Роки, кто и за что тебя вешал?.. Можешь не говорить. Твои вешатели в таком случае останутся не отомщенными.
Ксантопуло после этих слов прямо-таки взвился.
– Как!?.. Чтобы эти гниды… Я все скажу, сэр… Бен!.. Бен Фолсджер – мой убийца.
– Меня больше устраивает: «Я все скажу…» – равнодушно бросает Боб, делая вид, что его нисколько не трогает имя Бена Фолсджера, хотя оно отозвалось в