успевает разгореться и угаснуть; один край небосвода ещё алый, словно густая кровь, а другой уже иссиня-чёрный, и наползает туман из долины, укутывая город, словно одеялом. И чудится, что прошлое и будущее перемешиваются, размываются, исчезают… Вот-вот пройдёт рядом великая Брайна, бряцая колдовским мечом – и развеется, словно тень; исполинские горы, которые всегда казались нерушимыми, выглядят хрупкими, будто ишмиратские поделки из цветного стекла.
– Эй, приятель, – зову я негромко. Дёран оборачивается – глаза у него чуть вытянуты к вискам, как у пустынного зверька эль-шариха, да и светятся так же, красноватым. – Доведётся ли нам ещё так вместе посидеть, вспомнить былое?
Он замирает сперва, а потом улыбается озорно:
– А зачем его вспоминать-то? Зачем назад оглядываться, не лучше ли вперёд посмотреть? Вдруг там не так страшно, как мнилось? – Дёран поднимается, закидывает за спину семиструнку, треплет меня по плечу. – Да и не так одиноко… Что ни говори, друг, а я устал просто так ходить и смотреть. Может, я и странник без дома и без рода, а всё же друзья у меня есть – и я за них, пожалуй, поборюсь. Даже если б мне для этого пришлось вернуться на проклятый юг! А ты что решишь?
Я не успеваю ответить – он перешагивает через порог и выскакивает на улицу, оставляет меня в тумане, в густом чаду, где бродят призраки. Вот только надолго меня в покое не оставляют – дверь распахивается, и в зал шагает дева-киморт в ярких ишмиратских одеждах. Хиста у неё бирюзовая, нижнее платье – бледно-лиловое, как закатная дымка, а из-под него блестит нательная рубаха, точно сотканная из серебра. Волосы у девы подкрашены рыжеватым и завиваются в локоны от влаги, а взгляд прямой, дерзкий.
Вот она, Фогарта.
И впрямь, Рождающая Бурю, лучше и не скажешь.
– А! – видит она меня и улыбается. – Вот куда ты запропастился! Что с ночлегом-то решим? И есть у меня мысль, как пробиться к лорге, но сперва я бы обсудила всё… ты слушаешь?
Она говорит – и тени прошлого отступают.
А я понимаю, кажется, отчего у Дёрана глаза заблестели, а семиструнка запела на боевой манер.
– Слушаю, – говорю. – Продолжай, конечно.
И если быть беде, то мы её, пожалуй, встретим – вместе.
Может, и победим.
1. Северное гостеприимство
Про северян говорили, что они радушные и гостеприимные, но беглецов с юга Ульменгарм встретил неласково – словно чувствовал, что впредь будет от них одно беспокойство.
Начать хоть с того, что пришвартовать дирижабль у городской мачты Сидше не позволили, хоть она и пустовала. Дружинник, потрясая богато украшенным морт-мечом – скверно сработанным, впрочем, такую игрушку и киморт-ученик мог бы походя сломать – велел убираться подобру-поздорову. Фогарта попыталась было его уговорить, потянулась даже за шкатулкой с самоцветами, но он и слушать не стал, напротив, озлился ещё больше.
Сидше, впрочем, отказ не смутил.
– Что же, на нет и суда