Лидия Довыденко

Дарить России


Скачать книгу

о своей матери Ирине Васильевне Лобановой-Ростовской (Вырубовой), говорил о том, что вся доброта, которая в нем есть, – она от матери, которая окружала его бесконечной любовью, и эта любовь была ему опорой в трудных обстоятельствах жизни.

      Образцом или эталоном личности, на которую он хотел бы быть похожим, стал для него его дядя Николай Васильевич Вырубов, сделавший блестящую военную карьеру, прослужив в армии с де Голлем пять лет (о нем будет отдельный рассказ впереди).

      В послевоенный период ветераны, которые были в Сопротивлении, близкие к де Голлю, стали занимать значительные посты. Николай Вырубов работал в ООН. Зашла речь о Сталине[4] и Жукове[5]. И Никита Дмитриевич привел мнение генерала Эйзенхауэра[6] о том, что Жуков – самый великий полководец XX века.

      На вопрос, кто еще повлиял как личность на его развитие, Никита Дмитриевич рассказал о том, как встретился с сэром Исайем Берлиным[7], когда учился в Оксфорде. Лобанов-Ростовский тогда жил у его крестной матери Кэтрин, внучки Бенкендорфа[8], последнего царского посла в Лондоне. Ее супруг тогда преподавал в Оксфорде и занимался философией Николая Бердяева[9]. У них часто бывал Исайя Берлин. Он говорил, что, чтобы преуспеть в жизни, необходимо очень многим жертвовать. Так приятно бывать на вечеринках, на встречах и обсуждениях. Исайя Берлин сказал: «Не обращайте на это внимания. Вы потеряете много друзей, но запирайтесь у себя в комнате и работайте усердно, потому что, если вы хотите что-то сделать в жизни и внести какой-то вклад, это дается только большим трудом». Я последовал его совету и всегда старался в жизни вкалывать».

      Также было интересно послушать рассказ Никиты Дмитриевича, какое сильнейшее впечатление на него произвела Дягилевская[10] выставка русского театрального искусства в Лондоне в 1954 году, куда привела Кэтрин. «Это был шок лубочности, красок и контрапункт с подобными западными художниками, – говорил Никита Дмитриевич. – На Дягилева работали 42 художника, из которых 21 – русские. Они были настолько яркие и динамичные, что произвели на меня впечатление на всю жизнь».

      Кто поддержал собирательство работ русских художников, на кого опирались Нина и Никита Лобановы-Ростовские в своих неутомимых устремлениях? На этот вопрос Никита Дмитриевич ответил, что, конечно, Илья Самойлович Зильберштейн[11], который приезжал дважды в Париж, «бывал у нас и был одним из немногих, которые вживую могли сказать о значимости тех работ, которые у нас были». До 1960-го года в Советском Союзе не публиковалось никаких книг, даже о мирискусниках. Первым проявлением был некролог Зильберштейна в 1960 году в «Правде» о кончине в Париже художника Александра Бенуа[12] без подписи Зильберштейна. И потом появилась первая монография Марка Эткинда об Александре Бенуа – он сослался на «Правду», и ему разрешили, как члену партии, издать эту книгу.

      Вторым человеком, оказавшим моральную поддержку в коллекционировании, стал