не происходило…
Спектакль он выпустил, и, говорят, удачно. На премьеру её не пригласил. Она обиделась. Он не понял, за что. Она никак не могла ему втолковать причины своей обиды, и они решили оба подумать, кто прав, – поодиночке.
Он дал себе слово: всегда ночевать только дома в своей постели… и через год женился – случайно, выйдя из больницы весенним мартовским днём в никуда – без театра, без денег… в свою коммуналку в центре с хорошим видом из окна. Жена была моложе его лет на семь, сразу же забеременела, успокоила его, терпеливо ждала, когда он найдёт работу и появятся деньги, а пока где-то их доставала… и жизнь потекла размеренно и скучно, как «у бюргера» – говорил он…
Потом у него появилась и работа, и кое-какие деньги, и женщины… она обо всём этом знала понаслышке от людей, бывавших в доме, друзей, просто неизвестно откуда… из воздуха… но она не бунтовала, в глубине души даже словно гордилась тем, что её муж пользуется таким успехом у дам. Она умела не обострять обстановку, а он изо всех сил старался сделать так, чтобы отрицательная информация в дом не попадала… да и сам он частенько промахивался мимо своего собственного дома, который, по правде говоря, любил…
***
– Мама, и что же потом ты от него отдалилась?
– Мы никогда не делились сокровенным, но часто то, что происходит на твоих глазах, красноречивее слов и признаний… а потом привычка анализировать – это же единственный метод познания… даже если кто-то получил результат, учёный проверит его, чтобы удостовериться…
– Ты осуждала его?
– Что ты! Скорее жалела. Ситуация была безвыходная, а время жестокое – ни поблажки, ни отсрочки…
– Ни прощения?
– За что? Все империи рухнули из-за гонений на мысль…
– И тебе было страшно… когда?
– Когда? Страшно было всегда, но после ареста Вавилова и убийства Михоэлса – казалось – всё. Конец…
– Ты же тоже нарушила традицию…
– И чуть за это не поплатилась. То есть должна была. Но у них не хватило времени. Слишком гигантские цели они поставили себе, не соизмеряясь с возможностями… это тоже неумение любого диктатора… я же не лектор… ты на мне проверяешь своё ощущение, а если я ошибаюсь – я тебе могу отдать всё, что у меня есть… то есть уже отдала… мне ничего не нужно, но сам не впади в ошибку и не спрашивай у матери сокровенное – я не смогу тебе сказать то, о чём не говорю себе самой…
– А кому же?
– Никому! Это уходит с нами, и недосказанность порождает тягу к познанию. Вечный процесс…
– Но для художника это невозможно, тогда теряется смысл творчества…
– А может, это пережиток вульгарного реализма?
– Но ты не любишь Павла Васильевича.
– Он неприятный мне человек… а я плачу по старым счетам… мне не до этого…
– Вот как.
***
Спектакль