взяв в руки инструмент портного, не сумеет создать шедевр – сможет, и еще как. Художник способен стать и новым Джованни Больдини, и новым Кристианом Диором. Но затевать игры с модой и одновременно оставаться подлинным художником не дано никому: нельзя усидеть на двух стульях.
Искусство творить образ жизни подвластно не тому, кто следует за модой, а тому, кого она выбирает. Эти люди живут по завету Эмерсона: «Напирайте на самого себя, не подражайте никому! Придет тот час, когда вам возможно будет выказать дар, вам свойственный, во всей силе сосредоточенной целою жизнью, посвященною на его образование; тогда как даром перенятым вы пользуетесь на миг и пользуетесь им наполовину»[1].
Эта книга посвящена тем, кто, пусть на короткое мгновение, сумел выразить себя «во всей силе сосредоточенной целою жизнью», потому что, хотя их имена и канули в вечность, они сумели прославить преходящее. Они знают, что хороший вкус – ничего не значащая абстракция и что главное – вложить в творчество частичку себя. Герои моды, они сами определяют и подчиняют себе стиль собственной жизни, а не наоборот. Их пристрастия, подчас чудачества, для них куда важнее, чем обыкновенная роскошь. Желая отыскать подлинно свое, они всегда устремляются против течения.
Читатель, вероятно, найдет на этих страницах парадоксы и противоречия. Но, как писал Уолт Уитмен, «по-твоему, я противоречу себе? Ну что же, значит, я противоречу себе». Мода вроде сложных диковинных часов, работу механизма которых не может понять даже изготовивший их мастер. Но в этом, как и во многом другом, мода ничем не отличается от нас смертных: то противоречива, то постоянна, то трагична, то комична, соткана из мимолетного и вечного, она как гордец, который, как говорил Шекспир, «облечен минутным, кратковременным величьем»[2]. Да, мы любим покрасоваться, распушить хвост. Именно поэтому мы не можем полностью ее отвергнуть.
Глава I
Цыплята, фаршированные жаворонками
На заре нашего столетия, накануне моего рождения, во Франции издавали богато иллюстрированный журнал под названием «La Mode». На страницах из бумаги превосходного качества, гладкой как кожа младенца, могла попасться гравюра Поля Эллё, рисунок Джованни Больдини, портрет маслом кисти Антонио де ла Гандары или фотография какой-нибудь дамы, графини или принцессы, которой от имени оставили лишь инициалы: Madame la Comtesse A. de N., La Princesse B. Инициалы конечно же прозрачно намекали на личность героини, но если не принимать их во внимание, то персона на снимке была инкогнито, и это придавало модной игре интриги и недосказанности; подлинные личные качества, манера персонажа одеваться и держаться прятались под легким покровом тайны, загадки.
Госпожа принцесса Э. де Б.
Этот вектор стремительных перемен наметился во время Первой мировой войны; под этим