и барабанная дробь придавали номеру особенное звучание, повышали интерес публики – но и только.
– Значит, смертельный номер? И больше ничего?
Статуй посмотрел на меня из-под лохматых бровей:
– Лет пять или семь тому, на Цветном это было, у Альберта Ивановича история на всю Москву гремела.
– Вот как?
– Не слыхал? Странно.
– Может, меня в Москве не было? – предположил я. – Мимо меня прошло. В чем там дело-то было?
Сидор Прокопьич выпил свою рюмку, вытер усы старческими пальцами:
– А дело было так. Кто-то начал рисовать на афишах череп с костями – как вот этот. И как нарисуют – так на представлении артист погибает. Черт-те что! Шутил кто-то? А? Или не шутил? Какие тут шутки, если человеку – смерть?
– И много погибло?
Старик задумался.
– Ну, не так чтобы и много. Человек пять… Или шесть.
– Ничего себе! – удивился я. – И выяснили, в чем дело было?
– Нет. Все само собой успокоилось.
– И полиция не раскрыла?
Статуй презрительно поморщился:
– Тю! Полиция!
Пока я молчал, обдумывая услышанное, старик скрутил из куска газеты «козью ножку» и задымил так густо, что черты его лица почти скрылись в дыму. Потом кашлянул и постучал пальцем по обрывку:
– Стало быть, снова началось. Опять артистам погибать.
– Может, на этот раз просто дети пошутили? – предположил я.
– Эге! – покачал головой Статуй. – Вот увидишь. Примета верная!
Домой я вернулся уже совсем ночью, пешком. Осторожно отпер дверь и убедился, что все спят. Пройдя в гостиную, я зажег лампу и принялся было за свои блокноты, но предостережение старика шпрехшталмейстера все еще звучало у меня в ушах. Да, эта история могла бы стать основой для хорошей истории – но уж лучше бы никто не погиб.
Впрочем, моей надежде было не суждено сбыться.
2
Смертельный номер
Кутерьма снова началась в нашей квартире прямо с утра – к Маше пришла сестра, и они, усевшись вместе с прислугой на кухне, начали чистить серебро, а мне поручили сходить купить керосину для протирки мебели и зубного порошка. Но не успел я одеться, как в дверь позвонили. Я, держа рукой бидон для керосина, открыл дверь и увидел на пороге Владимира Дурова.
– Доброе утро, – сказал я ошарашенно. – Как вы меня нашли?
– Зашел в редакцию. Там дали ваш адрес.
– Простите, я сам собирался выйти на улицу, но если у вас ко мне дело, то – милости прошу.
– Нет, – ответил Дуров, – разговор у нас короткий, так что мы можем поговорить по дороге.
Я вышел вслед за ним, конечно, забыв в прихожей бидон. Снег, шедший всю ночь, перестал. Тучи снесло ветром, и солнце вовсю сияло на небе своим особым зимним светом, лучи которого были не горячими, а морозными. Дворники, закутанные в шарфы и старые пуховые платки, уже вышли с лопатами – чистить тротуары. Мы пошли рядом с Дуровым по скрипучему