живёте?
–
Наука! – сказал очкастый и засмеялся. – Как это? Стас? Какая наука?
–
Эта… – сказал его партнёр. – Этнография! Во!
–
Это как же? Вот наше дело исконное – охота. А вы, я из- виняюся, как?
–
Очень просто, – говорит очкастый и запевает: – «Я ехала домой, двурогая луна… светила в окна тусклого вагона…»
Петька смотрит на них с верхней полки с уважением: первый раз он видит этнографов.
–
Вы, так сказать, собираете ценности материальные, а мы духовные. Вот вам дамочка! Тут деревни пустые стоят, а в них, знаете ли, пропадает всякая утварь или, к примеру, иконы… «Доски» мы их называем, а это сейчас в большом ходу…
–
Видал! Видал… – недобрым смехом засмеялся ещё один игрок, по виду тоже охотник. – А потом «рус ляпти, рус балалайка»… Скалки, прялки…
–
Именно, именно… – смеётся очкарик. – Не пропадать же этому в мёртвых деревнях… «Светила в окна тусклого вагона…»
–
А в раньшее время церковных воров знаешь как убивали? – интересуется тот, с недобрым смехом. И тоже запевает про двурогую луну.
–
Так дикие люди были! Опьянённые дурманом религии, они видели в иконах так называемые святыни, а не произведения искусства… А мы возвращаем народу утраченное достояние.
–
И сколько же такое достояние даёт, если, скажем, милиция застукает? – интересуется охотник.
«Что это он? – думает Петька. – При чём тут этнография и милиция?»
–
«Светила в окна тусклого вагона…» – поёт очкастый. – Меньше, меньше, чем за охоту без лицензий. Да ещё в заповеднике.
–
Не заповедник здесь… Не заповедник, – говорит охот-
ник. – Вот вам раз! Два! Три! И… погоны! – И он довольно начинает подпевать про окна тусклого вагона.
«Что это они поют неправильно, – думает сквозь дремоту Петька, – не «тусклого вагона», а «окна тусклые вагона», а тусклых вагонов не бывает, это окна тусклые…»
Трясётся вагон на стыках, гудит разговорами. В каждой секции – своё. Ребёнок плачет, гармошка играет… Но разговоры всё больше про деревню да про места, мимо которых мчится поезд.
–
То, что сейчас деньги вкладывают в Нечерноземье, – это не только экономика… – говорит кто-то в соседнем купе. – Это наш национальный, патриотический долг, нужно воскресить исторический центр России…
–
Болото не стоит! Оно наступает! Мы сейчас осушаем те земли, которые полвека назад обрабатывались… А озёр сколько болотом затянуло… – толкуют в проходе.
–
И… милай, – встревает, судя по голосу, старуха, – я девчонкой была – всё озёры да озёры кругом, а теперя болотина онна…
–
От болот реки образуются, – говорит ещё кто-то. – Болота осушите – рек не станет.
–
Не заповедник тут, не заповедник… – говорит под Петькиной полкой охотник. – Это