ему не даст. Она опытная бабёнка, – ответил Коля.
Ещё год назад они были мелкими вымогателями на автобусном вокзале одного крупного города на Дону. На том вокзале, который находился рядом с железнодорожным вокзалом, в ста двадцати метрах. И между ними был узкий проход. В нём с утра до ночи "трудилась" огромная бабища, постоянно сидевшая у стены прохода на чурбачке, и цыганка, которая завлекала к своей подельнице идущих мимо людей гаданьем и просьбами помочь встать на ноги бабище. А та, если к ней кто – то подходил, разлапистыми руками, не вставая с места, порой рыча, лезла в карманы прохожих, выхватывая всё, что могла ухватить. В крайнем случае, рвала часы с рук.
И это, разумеется, происходило на глазах толпы людей, на глазах таксистов, которые смеялись наблюдая за открытым грабежом. Улыбались копы, приветственно махая руками бабище.
Она и по сей день там сидит. И всегда будет сидеть.
Коля и Миша "работали" метрах в тридцати от бабищи – на автовокзале.
Высматривали пассажиров с сумками.
Коля, у которого мордоворот был помягче, подходил к человеку и спрашивал: куда он ехал и кто он? А потом тихо представлялся, что он "смотрящий", член банды, которая является "крышей" на вокзале. И все обязаны платить "крыше", то есть ему. Но дело у них шло плохо.
Обыскивать человека они не решались, хотя "работали" у всех на виду и были на "дружеской ноге" с копами.
Коля и Миша брали человека на испуг, чтобы человек сам отдал деньги. И злились, когда он ссылался на то, что у него нет, что и одежду приличную купить не мог. Вон какая обувь, какая куртка.
Миша, заходясь от ярости, не обращая внимания на то, что люди смотрели на него, зло восклицал:
– Врёте вы, что бедные! Гони валюту!
– Тихо, Миша, – успокаивал его Коля, свирепо сверля глазами жертву. – Ты что мерзавец творишь? Мы же догоним твой автобус. Высадим тебя, суку. Порежем.
Люди знали, что на вокзале беспредел. И опасались ездить на автобусах с деньгами. Поэтому навар у Коли и Миши был маленьким.
А на железнодорожном вокзале, где, конечно, были люди с деньгами, они боялись "работать". Там была своя "крыша", полицейская.
Коля и Миша всё более и более злились от неудач, не обращая внимания на людей, говорили:
– Почему у них всё, а у нас ничего!
И они хотели, как в 1917 году сделали "большевики": всё захватить, разделить, помчаться в Париж, снять красоток, пить дорогое вино в лучших ресторанах Лас Вегаса.
Они всё более нагло требовали деньги у пассажиров.
И однажды заметили стоявшего у касс скромного парня со спортивной сумкой на плече, похожего на студента, который на время каникул стал "челноком".
Они насели на студента – круто, сильно, грозя опять же "крышей", ломокой костей, отбитием почек и перехватом на трассе.
Парень стоял рядом с окошечком, из которого на них сонно смотрел полицейский.
Парень, словно прогуливаясь, пошёл по огромному залу.
Коля и Миша пошли за ним, чуя поживу.
– Давай валюту, сука! – уже кричал Коля, идя следом за парнем и пиная под его каблуки носками туфель.
Сделав зигзаг