лагерем в Севре20. Мне показалось, что в их лице я вижу греков поздней Империи, кои узрели пред собою Магомета21.
После моего отречения в 1815 г. неприятель еще мог быть разбит. Я предлагал дать мне командование и не имел при этом никаких личных видов.
Для религии служители культа – то же, что чиновники для власти. Человек заурядный измеряет кредит куртизана числом его лакеев, чернь судит о всесилии Бога по количеству священников.
Я никогда не мог одолеть больше одной страницы Тацита22, это – невероятный болтун; Полибий же, напротив, – не какой-нибудь декламатор: он доставляет удовольствие и просвещает23.
Мое правление было либеральным, поелику оставалось твердым и строгим. Исполнителей я приглашал отовсюду: меня мало заботили убеждения, лишь бы следовали моим правилам. Мне было легко, ибо я строил заново24.
Я осыпал золотом моих сподвижников; но мне надобно было понимать, что, разбогатев, человек уже не захочет подвергать себя смертельной опасности.
Храбрость укрепляет престол; трусость, бесчестие колеблют его, и тогда лучше всего отречься.
Я всегда восхищался Митридатом, замышлявшим завоевать Рим в то время, когда был он уже побежден и принужден к бегству25.
Когда в бытность мою монархом случалось мне пользоваться правом помилования, впоследствии я всегда и неизменно раскаивался.
Трагедия вовсе не основана на точном подражании природе вещей. Я предпочитаю группу Лаокоона26 той развязке, которой заканчивается трагедия «Родогуна»27.
Конституционные государства лишены движущей силы: деятельность правительства излишне стеснена; это то, что придает таким государствам пагубную слабость, когда им приходится бороться с могущественными и деспотическими соседями. Авторитарная власть могла бы их поддержать, но оная, как известно, сродни тарану, которому все равно, способны ли ему противостоять ворота столицы, кои он собирается разбить.
Дворянство, духовенство и эмигранты, потерявшие свое имущество и привилегии в результате революции, рассчитывали вернуть утраченное с возвращением прежней династии. Они помышляли об этом еще в Кобленце: они всегда плохо понимали происходящее. Им не было нужды знать о том, чего они и знать не желали, деньги – вот что им было нужно28.
Старики, которые сохраняют вкусы юного возраста, столь же смешны, сколь мало уважаемы.
Дурак скучен, ну а педант просто невыносим. Я так и не смог понять, о чем это все толкует Б[она]ль29.
Если вы стремитесь к более глубокому пониманию политики и войны, то надобно искать истины, постигая нравственные устои общества, основы же материального порядка в сравнении с оными всегда имеют пределы.
Две партии, существующие во Франции, как бы ни были они ожесточены друг против друга, соединяются вместе, но не против конституционной королевской власти, которая их вовсе не интересует, но против всех порядочных людей, безмолвие коих действует на них угнетающе.
Когда