Елена Дорош

Красное солнце валькирии


Скачать книгу

революции!

      Софья наморщила лоб. Рейснер? Вроде бы что-то слышала. Но картин для их музея она не писала, это точно.

      – Нет, картин не писала, – кивнул Бенедикт. – Она писала стихи, но очень слабые. А, впрочем.

      Сегодня, как вчера, озлобленно-усталый

      Я отдохнуть пришел в безлюдный Эрмитаж.

      И день благословил серебряный и талый,

      Покрывший пепельной неясностью порталы,

      Как матовым стеклом анатолийских ваз.

      – Слышите? Озлобленно-усталый – это живо, это цепляет.

      Софья взглянула в хитро прищуренный под нависшей бровью глаз.

      – Хватит меня дурачить, Бенедикт Фомич. Во всем четверостишье два нормальных слова – «безлюдный Эрмитаж», все остальное – мишура.

      – Не будьте так строги к молодому дарованию. Ей всего двадцать на тот момент стукнуло.

      – Это извиняет ее бездарность?

      – Вы безапелляционны, как Зинаида!

      Софья поняла, что Бенедикт с ней играет и собирается, как всегда, выйти из словесного пинг-понга победителем. Ну уж нет! Она не даст положить себя на лопатки!

      – Если вы о Зинаиде Гиппиус, то в этом я с ней солидарна.

      – Кстати, с ней был солидарен и Николай Гумилев, что не помешало ему совратить юную поэтессу. Представляете, для первого свидания он выбрал бордель на Гороховой! Там все и случилось.

      – Негодяй какой!

      – Что с него взять! Поэт обязан быть повесой. Он сделал Ларисе предложение, а вместе с ней – Анне Энгельгард и еще троим. Он то и дело предлагал барышням руку и сердце.

      – Так он вроде… на Ахматовой был женат?

      Бенедикт беспечно махнул рукой.

      – Ну и что? Сегодня женат, завтра свободен!

      Софья сделала строгое лицо.

      – Странные у вас взгляды на брак, Бенедикт Фомич.

      Бенедикт втянул голову в плечи и повертел головой: не дай бог Фаина Ростиславовна рядом и слышит.

      – Что вы такое говорите! У меня как раз вполне традиционные. Даже закоснелые. Это ж про него!

      – Я поняла.

      – Но настоящий Гумилев не в этом, поверьте. Перед расстрелом он сам копал себе могилу и стоял над ней с окровавленным лицом и улыбаясь.

      Бенедикт моргнул и спохватился.

      – Мы, кажется, увлеклись поэзией.

      – Нет, для меня это важно. Прежде всего, я жажду знать, как вы установили личность хозяйки платка.

      – Заметьте, я не сказал, что уверен в своих выводах на сто процентов. Только на восемьдесят шесть.

      – Вы сказали – на восемьдесят девять.

      – Три дополнительных процента я отнес к научной интуиции.

      – И что это значит?

      – Это означает, что меня осенило предчувствие своей правоты.

      – А…

      – Именно так. В последний раз подобное ощущение позволило мне получить престижный грант от Национальной академии гуманитарных и социальных наук Соединенного Королевства.

      – Ого! – восхитилась Софья и посмотрела на Закряжского с уважением.

      Бенедикт Фомич приосанился