Уатнингу, что сведущ в анатомии, пусть и животной. Генри разозлился и схватил меня за шиворот. Он был намного выше и шире в плечах, так что я полетел на пол, словно тряпичная кукла.
– Когда ты уже поймешь, Вик, что таким как мы не прыгнуть выше своей головы?!
– Это тебе не прыгнуть, – огрызнулся я. – А я добьюсь своей цели.
– Это ненормально, – Генри ткнул пальцем в труп пса, а затем в меня. – И ты ненормален. Ты больной.
Я стиснул зубы от злости. В сущности, брат был прав. Я был болен. Болен несбыточными мечтами. Но тогда я не хотел в это верить и не верил. Я лишь подхватил труп собаки и вышел из нашего убогого жилища.
Я сидел на ступенях у входа, пытаясь вглядеться в темноту этого грязного города, пока дождевые капли сбегали по волосам и падали за шиворот. Безнадега, болезни, смерть – вот чем пропахли эти улицы. А мне хотелось что-то изменить. Мои старшие брат с сестрой не верили в меня, и я почти их за это не осуждал. Сложно осуждать того, кто живет в такой же нужде, или того, кого любишь.
– Вик, – раздался позади детский голосок. Тонкие ножки Джейн торчали из прохудившейся рубахи, а руки обвили плечи в попытке защититься от сквозняков.
– Иди в дом, Джейн. Здесь холодно и сыро.
– Здесь всегда так, – покашливая, сказала она вовсе не по-детски и уверенно уселась рядом со мной на ступени. – Лондон похож на могилу. Он темный и холодный. Но я знаю, Вик, что ты сможешь все исправить.
– Как же я это исправлю?
– Ты станешь врачом. Я верю.
Я лишь обнял ее за хрупкие плечи. Если малышка Джейн верила в меня, значит, мне должно было сделать все, чтобы ее вера оправдалась.
Через некоторое время Джейн слегла с горячкой. Ее лихорадило так, что пришлось обратиться к доктору Уатнингу и умолять его осмотреть сестру. Он согласился и все же пришел в наше убогое жилье, за которое мне было безмерно стыдно. Его диагноз оправдал мои худшие опасения: нужны тепло, покой и хорошее питание. Он отозвал меня в сторону, пока близнецы крутились у кроватки Джейн, малыш Джо кричал на руках Сары, и сказал, что у Джейн все признаки чахотки. Когда Генри вернулся с фабрики, то был мрачнее тучи. Его побелевшие щеки напоминали грим актеров одной из театральных трупп, что выступали в захудалом театре на нашей улице. Он справился о самочувствии Джейн, но Сара отрицательно мотнула головой: ей становилось хуже. Тяжелая рука Генри опустилась мне на плечо, и я, вздрогнув, поднял на него усталые глаза – я всю ночь судорожно рылся в имевшихся у меня книгах в поисках ответов. Как лечить чахотку? Конечно, я ничего не обнаружил, и этот факт еще больше вгонял меня в тоску. Генри кивнул в сторону двери, этим безмолвным жестом призывая меня выйти вслед за ним. В пропахшей гарью кухоньке он со скорбным лицом сообщил, что его выгнали с фабрики, и наша семья сейчас в самом что ни на есть бедственном положении, потому что вынуждена будет существовать лишь на те средства, которые заработаю я. Кровь отлила от лица, когда пришло осознание, что мое скромное жалованье – лишь крохи.
– Тебя выгнали? –