сбежала, прихватив пару старых башмаков, привезли-то ее босую.
Айк поманил меня на террасу и тихо, чтобы нас не услышали остальные, сказал:
– Пит, не пойми меня неправильно, но на месте этой девушки я бы догадался, что вообще-то я – единственный выживший свидетель убийства. – И тут же примирительно вскинул руки: – Нет, я ни на чем таком не настаиваю, но с ее точки зрения…
– Я был против с самого начала.
– Знаю. – Он смущенно шаркнул подошвой ботинка. – Иногда так хочется, чтобы наша жизнь была устроена по-другому.
Тринадцать
Илай / Тиэтети
1850 год
Спустя год ко мне относились как к обычному мальчишке-команчу хотя приглядывали за мной внимательнее – как за дядюшкой-алкоголиком, который дал зарок не пить. Мать Природа наградила меня темными волосами и глазами, а кожа стала смуглой, оттого что я всю зиму грелся нагишом на солнышке, подстелив мягкие шкуры. Спал я как убитый, и меня не тревожили мысли о возвращении к бледнолицым. Там, в прошлом, не было ничего кроме позора и горя, и даже если мой отец разыскивал меня, мне об этом ничего не было известно.
Эскуте и Неекару все так же пренебрегали мною, поэтому я проводил время с мальчишками. Мы научились объезжать лошадей, принадлежащих племени, и ждали, что вскоре нас возьмут в набег, вести ремуду Табун необъезженных пони неуклонно пополнялся: если где-то в прериях замечали мустангов, самые быстрые воины мчались туда и приводили в лагерь тех, что удавалось заарканить, не сломав им шеи. Потом лошадям зажимали ноздри и держали так, пока животное не начнет обессиленно оседать на землю. А дальше оставалось только связать и отдать ребятишкам, чтобы те укротили дикое создание.
Бледнолицые отчего-то любили гнедых коней, но у индейцев все иначе, нам нравились только пять видов: рыжей масти, вороные, аппалуза[54], рыжие «докторские шапочки» и черные «докторские шапочки». У лошадей в «докторских шапочках» макушка и уши темные, а еще на груди бывает отметина в форме рыцарского щита. А были еще и такие – пиа тсоника, то есть боевой шлем, – у которых черные пятна вокруг глаз, издалека морды этих лошадей похожи на череп. За столетия жизни в суровых прериях они стали злобными, как пумы, и на домашних животных были похожи примерно так же, как волк похож на комнатную собачонку. Дай им волю, и они тут же переломают тебе ребра. Мы их очень любили.
Я спал когда хотел, ел когда хотел и делал только то, что хотел. Бледнолицый, что жил внутри меня, все ждал – вот сейчас заставят заняться каким-нибудь скучным делом, но ничего подобного так и не случилось. Мы объезжали мустангов, охотились, боролись, мастерили стрелы. Мы лишали жизни всякую живую тварь, попадавшуюся на глаза, – сурков и диких кур, чибисов и фазанов, чернохвостых оленей и антилоп. Наши стрелы настигали лосей, пум и медведей любого возраста, и мы швыряли свою добычу к ногам женщин и уходили, гордо расправив плечи, как настоящие мужчины. По берегам реки