мальчишками сразу ринулись в это здание. Добычей стала именная казачья сабля, гармошка и куча медалей, сорванных с безвестных героев. Отцу досталась медаль «За покорение “боксерского восстания” в Китае».
Где ты лежишь, герой, без своей медали?
Потом мальчишки бросились во двор заготконторы. Там уже все разграбили и добирали мед из огромного чана. Взяли мед и побежали домой.
Вдруг видят, как вдоль по улице несется немецкий самолет и палит из пулемета. Когда самолет подлетел, отец увидел даже лицо летчика. Немецкий офицер прекрасно видел, что ему навстречу бегут дети, и дал очередь из крупнокалиберного пулемета. Девочку Сашу восьми лет, которая бежала слева от 12-летнего брата – моего будущего отца, – разорвало напополам…
Летчик люфтваффе, казалось бы, белая кость, скорее всего, дворянин. И такая низость и необъяснимая злоба. Растлили даже элиту.
Придя в город, немцы первым делом поставили на центральной площади города виселицы. И тут же повесили четверых мужчин. В здании нашей школы устроили гестапо.
На перекрестках дорог в жилых кварталах сложили бочки с бензином и пригрозили, что сожгут квартал, если что будет «не так».
Город пришел в шок от такой азиатской жестокости. Ужас достиг предела, когда узнали, что за городом расстреляли шесть с половиной тысяч евреев и коммунистов. У нас на Кавказе соседние народы не всегда дружат. Ну, как-то можно понять ненависть немцев к коммунистам. Все-таки враги по оружию. Но убить детей, женщин и стариков-евреев… как-то совершенно невообразимо.
Город у нас многонациональный. В школе со мной учились немцы, болгары, греки, финны, литовцы, поляки, татары, армяне. Конечно, мы как-то отличались и даже обижали друг друга по этому поводу. Но взять и убить наших соседей, с которыми все мы притерлись, – это немыслимо. И сейчас поражает эта невероятная злоба немцев.
В нашем дворе остановилось отделение немцев.
Молодой лейтенант приходил к моей бабушке Агафии, давал муку и просил печь хлеб и пышки солдатам. Часть хлеба всегда оставлял детям.
Он часто молча смотрел на то, как бабка хлопочет на кухне, и вздыхал:
– Вы очень похожи на мою маму.
Однажды мадьяр из этого немецкого отделения пристал к Агафии. Она толкнула его. Он озверел, вытащил кинжал – у них были такие длинные ножи с надписью «Alles fur Deutschland» и заорал:
– Юда!!!
Казачка не знала, что такое «юда» – по-немецки «еврей» – и крикнула:
– Сам юда!
А венгр был на самом деле «черным», и немцы его не любили. Солдаты засмеялись.
Он зарычал и замахнулся кинжалом. Его руку перехватил здоровенный рыжий фриц. Немцы все обернули в смех. Повернули его спиной и стали играть в «Угадай, кто стукнул», давая венгру пинки и затрещины. И побили довольно сильно.
Потом немцы поставили палатки на перекрестке наших улиц.
Когда подошла родная Красная армия, то уже она стала стрелять из «катюш» по жилым кварталам – вроде как по немцам на улицах. Родня опять залезла в окоп и пережила еще один день ада