овеянной истинным, отнюдь не сентиментальным трагизмом, несомненно, сказался опыт работы режиссера над «Мусоргским», этим Шекспиром русской оперы. В «Доме на набережной» и в «Трех сестрах» актеры Театра на Таганке отчетливо показали публике свои замечательные человеческие качества. И прежде всего отсутствие какой бы то ни было пошлости (то, о чем мечтал Станиславский): способность прямо смотреть в глаза правде жизни и устанавливать со зрителем самый короткий контакт, не заигрывая с ним, не подыгрывая ему, пробуждая в его душе все лучшее, о чем он, зритель, иногда забывает, отдавая себя во власть второстепенных впечатлений бытия и второстепенных житейских стремлений.
Поэтический размах и поэтическое музыкальное чувство, душевный максимализм режиссера и актеров, его сторонников, определили эмоциональное воздействие спектакля о Владимире Высоцком. Спектакль сделан очень виртуозно, искусно. В то же время в нем есть что-то студийное, что было когда-то в «Добром человеке». Это коллективное театральное искусство. Оно учит зрителей чувству товарищества, сочувствия, верности, учит не предавать забвению друзей, живущих с нами рядом или уже ушедших от нас. Артисты сочувствуют своему рано ушедшему другу, барду, а мы, зрители – сочувствуем и восхищаемся ими, все еще молодыми артистами Таганки. Живем вместе с вами общим ритмом, общим дыханием. Лучшие актеры Театра на Таганке в этом спектакле, когда приходит их черед, как бы мгновенно вырисовываются на наших глазах подобно тому, как Мочалов в свои лучшие минуты вырастал на сценических подмостках перед изумленным взором Белинского.
Можно сказать о том, как замечательно поют Губенко, Золотухин, Бортник, Антипов, Жукова, или о том, как великолепно читают стихи Филатов и Демидова. Но в этом спектакле главное – это как бы не их актерское искусство, они сами, чистые, отзывчивые люди, наши современники, наши собеседники, наши собратья.
Если говорить о постановочном искусстве Любимова, то в этом спектакле нельзя не обратить внимание, например, на потрясающий финал – поднимающееся в небо белое покрывало, натянутое на ряды театральных стульев, или на точный, ненавязчивый контрапункт зрительного и музыкального ряда, на изящество и гибкость большинства переходов к эпизоду.
А можно задуматься о другом: вот каких зрелых и точных актеров, вот каких людей воспитал Театр на Таганке. Можно, наверное, спорить об отдельных эпизодах спектакля, об уместности выбора той или иной песни. Мне кажется, в спектакле – ближе к концу, после кульминации, есть лишнее эмоциональное повторение эпизодов. Я предложил бы чуть сократить спектакль – ну хоть минут на 10–15. Разумеется, главная сила богатства этого спектакля – это сила воздействия этого спектакля, его душевное целомудрие, его душевное богатство, его народная музыкальная стихия.
ГРЕЧКО: Я хочу сказать, что мы всегда высоко ценили творчество Высоцкого и ценим сейчас. Я ездил на его концерты, записывал его песни на магнитофон, сначала большим, а потом, по мере прогресса техники, меньшим.
Был