въезжали будучи состоявшимися сообщниками по свершившейся коррупционной сделке.
В палате меня ждал обед. Молочный суп и жидкая манная каша с киселем на третье. От такой еды я тут на третий день ноги протяну. Добьет меня отечественная медицина. Бессмысленная и беспощадная, как русский бунт.
– Тебя покормить? – в дверях стояла все та же Марина с чашкой кофе в руке, судя по запаху.
Вряд ли у болящих и у медперсонала обед здесь проходит в одно время. Похоже, что мед-барышня просто манкирует службой, совмещая исполнение своих обязанностей с сибаритством и пренебрежением дисциплиной.
– Сам справлюсь, а ты мне пока мою историю принеси, – напомнил я ей о своем интересе. – И прокурорских пока не надо бы. Как подумаю о них, так голова сразу раскалывается. Ты притормози их через доктора, а? – просительно проскулил я, глядя снизу вверх на единственную свою защитницу в этом трэше.
Она задумчиво посмотрела на меня, потом молча крутанулась и удалилась, а я начал поедать то, что здесь по какому-то недоразумению считалось обедом. Пока я ел, санитарка Марья Ивановна протерла полы и воздух в палате стал еще противнее от запаха хлорки. Больничный сервис тоже не знал пощады…
– На, смотри! И быстрее давай! – вполголоса прошипела Марина, протягивая мне журнал «Работница» с тощей подшивкой бумажек внутри.
Достав из журнального чрева картонку, я обмер. Все-таки дурка, мать ее! Тогда, где похмельные рожи санитаров и почему двери настежь? И ведь окна! Решеток на окнах не было. Все эти мелочи по своей совокупности вселяли надежду. Навидался я психушек в свое время, что-то здесь не так.
– Душа моя, ты скажи мне честно, чья это книжка? – стараясь держать себя в руках, потрясал я перед собой серой картонкой с типографской надписью «История болезни». – Что это за херня?!! – орал я, уже не владея собой.
– Дай сюда, придурок! – жопасто-сисястая фурия выхватила у меня из рук картонку и, перегнув пополам, засунула ее в карман своего халата.
– С тебя кило «Белочки»! И попробуй только, обмани, клизмами изведу!
И я поверил, что она совсем не шутила. Ни с историей, ни с клизмой.
Я опять остался один в палате. Если бы не разбитая в мясо голова, я бы ей, этой самой головой сейчас бился об стену. И было от чего башкой биться!
На картонной книжке, ниже надписи «История болезни» было выведено: Корнеев Сергей Егорович 19.04.1955 г. р. и далее какая-то непонятная хрень с названиями болячек. Да фиг с ними, с этими болячками, дата поступления в больничку там стояла 7 июня 1977 года.
За время командировок по буйным шашлычным республикам, среди прочих радостей я заполучил две контузии и поэтому какое-то представление на этот счет у меня имелось. И по симптоматике, и по ощущениям. То, что со мной происходит сейчас, было вне моего разума. И да, а разумен ли я вообще?
– Чего не доел-то? – невидяще глядя перед собой, я не заметил, как коварная мерзавка с лицом падшей ангелицы приблизилась к моему скрипучему одру.
– Разве это