ему отдали партию Германна в «Пиковой даме». Приехали ассистенты Пети, но сам Ролан никогда с Гудановым не только не репетировал, но даже в спектакле его не захотел увидеть. Дима не был ему интересен.
Так вот, про разговор в курилке. Слышу, Гуданов говорит тоном капризной звезды: «Да не может он, он не будет никогда танцевать, я буду за него сейчас все спектакли танцевать!» Стоя на лестнице, я про себя подумал: «Ты? За меня? Только вперед ногами!» У меня в горле комок встал.
12
Мое полноценное возвращение на сцену случилось в мюзикле «Ромео и Джульетта» на сцене Московского театра оперетты 1 октября 2004 года. В зале: и «наши», и «не наши», и всевозможные VIPы. Катя Гечмен-Вальдек, как говорится, взбила пену, шороху навела. По ТВ крутили клип, мои интервью, рекламный плакат мюзикла со мной – полуголым – висел по всей Москве. Объясню, почему полуголым. Смешная история.
В июне месяце, когда я станцевал Карабос, мне позвонили из российской редакции журнала «Vogue»: «Николай, у нас есть задумка сделать фотосессию солистов Большого театра». Для съемок пригласили безумно модного и знаменитого на весь мир французского фотографа Матиаса Вринса со стилистом, работавшим с принцессой Дианой, Джекки Кеннеди…
В назначенное время я оказался на Петровке в отеле «Марриотт Аврора», где находился салон красоты «Guerlain», который являлся одним из участников этого проекта. Мне помыли голову, немного укоротив волосы, и сделали их совершенно прямыми, объяснив, что кудри не в моде.
Зайдя в свою гримерку в ГАБТе, я увидел, что на плечиках висят мои 14 костюмов к разным балетам, и понял, что съемка на сутки как минимум. Спрашиваю: «Во всех костюмах будем сниматься?» – «Да-да-да-да, во всех!»
Когда мне на лицо наносили легкий грим, в раздевалке появился Матиас Вринс. Человек необыкновенной красоты: хорошего роста, лет сорока, слегка загорелый, каштановые волосы, голубые глаза, одет… Не человек – картинка. А вслед за ним вырисовался высокий афроамериканец, тоже немыслимой красоты.
Француз вокруг меня походил и вдруг спрашивает: «Николя, у вас есть маленькие черные плавки?» – «Есть, под какой костюм надевать?» – «Нет-нет, начнем с плавок, потом остальное».
Мы поднялись на крышу портика Большого театра, прямо к Аполлону, управляющему квадригой. Июнь. Полдень. Я не боюсь высоты, посмотрел вниз, там люди ходят. Вринс прислонил меня к одному из коней. Они раскаленные от солнца и страшно грязные, слой черной сажи, пыли с палец толщиной.
Сьемка продолжалась уже минут сорок, когда я понял, что силы на исходе. Мало того что нещадно пекло голову, от самой скульптуры и железной крыши шел жар, так я еще стоял практически на самом краю постамента квадриги, а это ну очень близко от края крыши…
Вринс, щелкая снимок за снимком, то и дело подходил ко мне, по миллиметру сдвигая все ниже и ниже линию резинки моих плавок. Затем за меня принимался визажист. Он деловито поправлял мне волосы и проводил бесцветной помадой по губам. В какой-то момент я подумал, что эта съемка никогда не закончится