ноздри и поднимал брови, оттого становясь похожим на таксу, взявшую след. Вроде ничего сложного, но на втором круге мое дыхание сбилось, рот пересох, в боку закололо. Естественно, я оторвался от класса. Лилька бежала легкой трусцой чуть впереди.
– Не вставай, не вставай! Мелко ногами беги. – Лилька сбавила ход и замахала розовой ладонью. – Шаг покороче делай и не вставай! – Она засеменила на месте.
– Пыт… пытаюсь! – Набрать бы воздуха, чтобы ответить, но даже на это нет сил. – Ну чё ты смотришь? Отдохну и нагоню вас!
И что она ко мне пристала, думал я, бежала бы свои пять кругов спокойно, а я уж добреду как-нибудь.
– Беги, я помедленнее!
Лилька немного помялась, отвернулась и стала догонять класс. Черный восточный хвост до пояса, перетянутый тугой резинкой, бил в такт по пестрому пузырю олимпийки Adidas. Она еще раз обернулась и некоторое время бежала спиной вперед, глядя на меня. Сделалось стыдно, и, наклонившись к земле, я упер руки в колени, чтобы не смотреть.
Утреннее солнце поднималось над стадионом, и асфальт начал отдавать пар, а дыхание мое в лучах стало заметным. Физрук дунул в свисток и встал буквой «Ф»; его фигура на горизонте сделалась еще более неотвратимой. Надо идти. Физкультуру ставят первым уроком, наверное, для того, чтобы на математике или географии не возникало даже мысли покинуть кабинет и оказаться вне стен школы.
Я побрел в сторону финиша, собираясь с мыслями и прикидывая, смогу ли скрыть трояк в дневнике. Четверг – значит, пару дней перетерпеть и можно будет сменить страничный разворот, трояк уйдет под обложку, в прошлое, и вряд ли отец полезет листать.
Шнурок на правой ноге выбился и стал шмякать о дорожку. Справа, вдоль бровки[7], наполовину вкопанные в землю, перекошенные, вразнобой намазюканные масляной краской явно не в этом году, стояли покрышки. На языке физрука – «искусственное препятствие». Здесь и завяжу шнурок, решил я, заодно отдышусь под благовидным предлогом, и поставил ногу на ближайшую покрышку. Окоченевшие пальцы плохо слушались, петля в бант никак не хотела получаться.
– Э, мальчик, помочь?
Я вздрогнул – на последней в ряду покрышке сидел человек. Он курил. Кто вообще станет курить на стадионе? Чем он мне помочь собрался? Шнурки станет завязывать?
– Здравствуйте. Что помочь? Шнурок? Да сам завяжу.
Я выпрямился и стал разглядывать мужчину. Явно больше тридцати лет, одет в коричневый шерстяной пиджак поверх футболки, в спортивных трико. Безэмоцио-нальный взгляд, как у покойника, лицо того же воскового цвета, худой, с горбинкой нос и глубокая складка между бровями. Он выпускал дым деловито, надменно и не торопясь.
– Ты сразу потуже затягивай, а лучше на два узла, чтобы не пришлось снова останавливаться. – Он повел плечами назад, как бы разминаясь. – Дела, неважно, большие или не очень, лучше сразу хорошо делать. Оно ж не знаешь, как повернется. И шнурок может набедокурить в ненужный момент. Золотое правило, пацан. – Незнакомец поднялся с покрышки,