приближаются к отметке «девять». Это значит, что через каких-то четыре минуты начнётся основное событие, ради которого здесь были собраны все эти люди из разных уголков Патриума.
Гости внезапно становятся серьёзными в лице. Некоторые ювенаты перешёптываются со своими старшими, вероятно, пытаясь лишний раз уточнить, как им вести себя при встрече с ИИТ. Я с горечью думаю о том, что в нашем случае это практически бесполезно: завхоз Ювениса вряд ли знает, как проводятся встречи на высоком уровне, да и сам трепещет от предвкушения похлеще нас с Ченеком.
Робот Остен начинает суетиться:
– Уважаемые камрады, прошу вашего внимания! Сейчас мы с вами организованной группой проследуем в комнату, выделенную для круглого стола с ИИТ. Я прошу всех занять места согласно указателям. Прошу, не перепутайте! Сохраняйте тишину и спокойствие. В комнате запрещено есть, пить и пользоваться записывающими устройствами. Я повторяю, сохранять воспоминания о встрече строго воспрещается!
– Камрад Клавус? – доносится слабый голос откуда-то сбоку.
Ченек, вдруг сильно побледневший, пытается что-то сказать старику, но тот слишком взволнован (или глуховат?), чтобы обратить на него внимание. Осознав, что рука Ченека робко легла на его плечо, Клавус дёргается от неожиданности и упирается взглядом в лицо парня, после чего, к моему удивлению, отводит того в сторону. Он что-то тихо говорит Ченеку так, чтобы только тот мог его слышать. Затем они обмениваются ещё парой фраз и возвращаются к группе.
Ченек явно ощущает себя не в своей тарелке. Это заметно хотя бы по его обесцветившимся от страха зрачкам. Я никогда не видел крикливого, всегда полного энтузиазма, а иногда и откровенно раздражающего эфина в таком состоянии. Что-то происходит с ним, и началось это ещё до нашего прибытия в Сенат. Неужели вся его привычная энергичность разбилась об одну только мысль о реальной встрече с ИИТ? Радует лишь то, что я не единственный в нашей компании, кто испытывает сейчас назойливую, леденящую кончики пальцев тревогу. Я, впрочем, стараюсь этого не показывать и уверенно киваю в ответ на клавусовское: «Ну а Вы как, молодцом?» Старик одобрительно похлопывает меня по руке.
– Заходим, уважаемые камрады!
Вместо того, чтобы повести нас в один из многочисленных конференц-залов, Остен проскальзывает в ближайший неприметный, даже скучный, порт, ничем не отличающийся от десятков таких же в коридоре, где мы стоим. Экскурсионная цепочка заползает вслед за ним.
Комната, в которой мы оказались, не похожа ни на одно из помещений, увиденных мною за весь день. Да и за всю жизнь тоже. Сказать по правде, это и комнатой назвать трудно. Мы находимся внутри большой сферы, стены которой прозрачны, но за ними виднеются не кабинеты и трудящиеся работники Сената, а… другие сферы, пересекающиеся друг с другом, уходящие рядами за пределы видимости. При каждом моём незначительном движении рисунок меняется, и сферы, словно живые, исчезают и вновь образуются на пустых местах. Но самое необъяснимое то, что во многих