бы показывать характер…
Яна обрывала себя: «А теперь что же? Все позволять, что ли? Кто он такой этот Спиридонов, чтобы орать на нее? Бондарчук тоже актеров матом кроет, так он хоть кино делает, а не ширпотреб всякий…»
А Ульяна все не отпускала дочку, сладострастно рвавшую ее густые волосы. Только морщилась от боли, но продолжала говорить как ни в чем не бывало:
– Если бы можно было бы вообще не уходить…
– Ты осталась бы лысой, – подытожила Яна. – Зачем ты позволяешь ей это?
Резкие росчерки бровей чуть приподнялись:
– Так ведь она не со зла! Погладь маму… Пожалей. Вот, видишь!
И впрямь, удивилась Янка. Маленькие ладошки прижались к щекам матери, скользнули вниз. Грудной голосок протянул нежно:
– Мама…
– Все, вы поедете со мной! – Ульяна прижала девочку и сильно зажмурилась. – Не могу без нее. Просто не могу. Звереть начинаю через десять минут, будто от меня добрую половину оттяпали.
– У вас ведь сегодня не на природе съемка, что Пуське там делать? – попыталась урезонить ее Янка, одна часть души которой не могла примириться с присутствием на съемках только в качестве человека, не имеющего отношения к кино, а другая жалобно поскуливала: а вдруг заметят? Вдруг что-нибудь предложат?
Но Ульяна уже шуршала бумажным подгузником:
– Ничего, поползает в павильоне среди декораций. Нормальное детство актерского ребенка. Между прочим, все, кто так рос, с благодарностью вспоминают. Мне вот нечего вспомнить…
Вопрос «А твои родители кем были?» так и не сорвался с Янкиного языка, удержала. Перед съемкой актера лучше не вгонять в уныние, и так уже вспомнилось это покрытое мраком детство…
Полосатая розово-сиреневая водолазка, джинсы на лямочках, кепка в желтую клетку – в Пуськином наряде присутствует что-то клоунское, на забаву глазу. Чтобы все замечали, улыбались, только посмотрев. Яна догадывалась, что так Ульяна защищает ребенка от недобрых взглядов. Пусть только радость будет направлена на их девочку…
Янка спохватилась, что «их», «наша» не дай бог сказать вслух. Это была только Ульянина девочка. Яна это еще в первый день усвоила.
В машине Ульяне пришлось выпустить дочку из рук: Яна водить не умела. Покрепче прижав крепенькое тельце, она заворковала тихонько:
– Сейчас поедем. Быстро-быстро, а то мама опоздает.
– Что ты говоришь? – Ульяна беспокойно оглянулась, не расслышав.
– Да я Пуське…
– Я понимаю, но что ты говоришь?
– Да ничего особенного. Что поедем сейчас.
– Если не трудно, говори громче. Пожалуйста.
– Конечно, – удивленно отозвалась Яна.
И не нашлась, что еще сказать девочке. Только подумала: «Неужели ревнует? Подозревает, что я могу настроить ребенка против нее? Но как?! Это немыслимо. Ее невозможно не любить, чтобы на нее не наговаривали!»
Через какое-то время Ульяна сама пояснила:
– Наверное, это кажется тебе сумасшествием,