к каждой плитке. Я едва поспевал следом, пытаясь не сорваться на ходьбу вприпрыжку. Как будто мы вернулись в детство и теперь идём к исповедальне на обязательный шестеричный разговор. Даже привычное чувство вины вернулось.
– Злишься? – осторожно спросил я на ходу.
– Нет, – буркнула Бридж, – думаю.
– О работе?
– Отчасти.
«Бух, бух, бух», – её тяжёлые строительные ботинки обрушили свою кару ещё на три несчастные плитки.
– Попросила Джейми подменить мою смену сегодня, там, под куполом.
– Разве это плохо? Тебе придётся отрабатывать?
– Нет-нет. Я не об этом думаю. Просто поддерживаю разговор. Я же знаю, что ты идёшь и губы грызёшь от тревоги.
– Вовсе нет!
– Вот и хорошо.
Дальнейший путь прошёл в полном молчании.
Будка исповедника как будто ссутулилась. Конечно, она стала меньше, ведь вырос я; когда-то я едва дотягивался до экрана, сейчас же смотрел на него сверху вниз. Но теперь будка выглядела ещё и обветшалой, потрёпанной. Как будто заброшенной.
Одно из тех маленьких странных мест, о которых говорила Полианна.
Впрочем, экран мерцал тусклым зеленоватым светом, а большего от будки и не требовалось.
Я оглянулся на сестру:
– Ты пойдёшь первая?
– Сейчас, разбежался. Я здесь только из-за тебя. Так что давай, развлекайся. Только без трёхчасовых посиделок с задушевными беседами.
– Да, я быстро.
Я повернулся к будке и вставил идентификат в ридер. Экран подёрнулся помехами; на нём возникло едва различимое лицо – застывший кадр видео или, может быть, фотография. Неважно. Лишние детали мне ни к чему. Я знаю своего исповедника, Старшего Исправителя Нойбурга, с детства.
Из решётки одинокого динамика раздался хриплый, надтреснутый голос:
– Приветствую тебя, Джосайя. Ты давно не посещал меня.
Я выдохнул, только сейчас почувствовав, насколько сильно были напряжены мышцы шеи. Нойбург, как обычно, прав, мне нужно было прийти сюда раньше.
– Я был очень занят после финальной сборки и переезда.
– В твоём возрасте это простительно. Вступление во взрослую жизнь – это пора испытаний и невзгод. Что привело тебя?
Стандартный и совершенно невинный вопрос теперь вызвал страх. Одно только это чувство означает, что в моей душе случилась поломка – мелкий, но опасный разлад, который может привести к катастрофе.
– Мне снятся кошмары.
– Раз ты пришёл сюда, тебя беспокоит в них что-то конкретное.
Я непроизвольно кивнул, но в этом не было необходимости. Нойбург не спрашивал – он сразу вынес вердикт.
– Мне снится плоть. Белая, розовая, рыхлая и гладкая. Огромная масса, беспорядочный набор мышц и органов… Она говорит со мной.
– Это нормально – бояться того, чей образ ужасен. Страх бесформенного. Страх утери нашей формы, а через неё и нашего предназначения в огромном механизме