стюардесса ласково посмотрела на пассажира, – но в аэропорту всем пассажирам сообщили перед посадкой.
– Наверное, я прослушал, – буркнул Виктор Викентьевич уже более примирительно, вспомнив свое задушевное прощание с бывшими компаньонами Стромбергом и Шестопаловым. – А в Рейкьявике-то хоть посадку не отменили? Дозаправляться будем? – ехидно поинтересовался он. – А то я смотрю, у нас весь рейс какой-то… наперекосяк. То учения, то еще что-то.
И тут же, словно в подтверждение его слов, самолет тряхнуло так, что бортпроводница едва устояла на ногах, схватившись за спинку еременковского кресла. Было такое ощущение, будто одно из облаков, среди которых до сих пор мирно летел лайнер, оказалось из чего-то вроде застывшего цемента. Даже звук был похож, словно самолет протащило брюхом по асфальту.
– Что это? – Виктор Викентьевич встревоженно глянул на стюардессу, но та, перепуганно-дежурно улыбнувшись, извинилась и скрылась в служебном помещении.
Авиалайнер стал резко терять высоту. Чтобы убедиться в этом, даже не надо было выглядывать в иллюминатор. Достаточно было посмотреть на стакан с недопитым чаем. Жидкость расположилась под углом к донышку на добрых десять-пятнадцать градусов.
Пассажиры, однако, уставились в прозрачные стекла, с ужасом констатируя тот факт, что облака, плывшие доселе параллельно самолету, теперь с каждой секундой стремительно уходят вверх.
– Поздравляю, господа, мы падаем! – громогласно заявил отставной хиппи и, хрипло расхохотавшись, почему-то добавил, обращаясь неизвестно к кому: – Наконец-то…
В салоне сразу стало как-то жутко и неуютно. Паники еще не было, но кто-то уже начал истерично молиться богу, к которому до сих пор никогда не обращался и не очень-то в него верил.
Белоснежный тюрбан что-то скороговоркой залопотал на своем гортанном языке, всполошенно давя на кнопку вызова стюардессы. Что творилось в соседних, более густонаселенных салонах, можно было догадаться по звукам истеричных женских выкриков и перепуганному детскому плачу, доносившемуся из-за переборки.
И только, пожалуй, один Виктор Викентьевич оставался отрешенно-спокойным. События этих нескольких последних секунд никак не укладывались в его голове. Только что он пребывал в эйфории, так успешно свернув дело чуть ли не всей своей жизни. В багажном отделении лежали вожделенные мешки с зелеными пропусками в рай… Как же так? Что это за издевательство? Он сотни, если не тысячи раз совершал перелеты на самолетах чуть ли не всех авиакомпаний мира, и теперь, когда он, может быть, последний раз в жизни сел в самолет, провидение решило подложить ему такую свинью? Чушь собачья. Так не бывает!!!
Однако суровая действительность за стеклом иллюминатора говорила об обратном. Облака, бывшие до сих пор под ними, сейчас оказались вверху, а внизу теперь хорошо была видна бесконечная синь великого Атлантического океана…
– Господа, – в нешироком проходе между кресел появилась изрядно перепуганная бортпроводница.