до беды. Но с тем же успехом он мог обращаться к ишаку, когда тот ни свет ни заря вдруг начинал ублажать кишлак своим рёвом. Серого можно было огреть камчой и остановить славословие в честь правителей ослиного племени. С тёщей этот номер не проходил.
Но могло ли подобное пресное существование продолжаться бесконечно, о правоверные? Не могло.
Ходжу довёл до белого каления сосед Абдулла. Он требовал спилить яблоню, ветки которой свисали над его дувалом и якобы засоряли опавшими листьями грядки с овощами, нанося им вред. Как ни убеждал его Ходжа, что листья, превращаясь в перегной, только увеличивают урожайность огорода, всё впустую.
Конечно же, дело было не в яблоне. Абдуллу постоянно терзала мысль: как так – этому болтуну отвалили тысячу таньга за совет, данный Повелителю вселенной, в то время как он, Абдулла, всю свою жизнь возится в огороде и едва сводит концы с концами? Отсудить у ненавистного соседа его деньги! С этим Абдулла ложился, с этим вставал.
Правда, он не знал, что от щедрого дара остались крохи, так как Насреддин жил припеваючи и ни в чём себе не отказывал. В надежде поживиться склочный сосед подал жалобу местному кази, то бишь судье, который на судебные разбирательства частенько приходил под хмельком. Завзятые сутяжники, зная его слабость, просто подносили ему бурдюки с вином и неизменно оказывались в выигрыше. Абдулла заранее потирал руки.
Узнав о том, что Насреддину предстоит идти в суд, тёща посоветовала поднести кази хотя бы кувшин виноградного вина. Зять только отмахнулся от неё. Дело, по его мнению, не стоило выеденного яйца.
В самом весёлом расположении духа он предстал перед судьёй и жалобщиком.
– Мусульмане! – радостно воскликнул он. – Возблагодарим Всевышнего!
Оба правоверных, как по команде, воздели руки к небесам.
– За что? – неуверенно проблеял Абдулла.
Кази укоризненно глянул, но, не опуская рук, вынужден был повторить вопрос.
Не стоять же им в такой позе до вечера.
– Вы не знаете за что? – делано удивляясь, покачал головой Насреддин.
– Говори, не томи, благочестивый Ходжа! – снова подал голос Абдулла.
– Да за то, – громогласно заявил Насреддин, – что он не дал верблюдам крыльев!
– При чём тут крылья? – опомнился кази. – Что за шутки в важном присутственном месте? – Глаза его налились праведным гневом.
– Да вы только представьте себе: получи они крылья, подобно аистам, вздумай они строить гнёзда на крышах наших домов, они бы валились нам на головы. – И Насреддин залился звонким смехом.
Кази рассвирепел. И, не сходя с места, назначил штраф за неуважение к суду. Пришлось легкомысленному Насреддину вынуть из кармана последние двести таньга.
Сто пошли в кошелёк кази, сто достались Абдулле.
Что до веток яблони, то о них попросту забыли. При этом судья многозначительно посмотрел на жалобщика, дескать, два наказания за один раз присудить нельзя – не по закону. Но на следующем заседании мы основательно потрясём его кошелёк. Сутяга расплылся в улыбке. Судья ощерился в ответ.
Дома