было дышать. Все знали, погода поменяется. В остальное время невозможно было догадаться, что за узкой дверкой у кладовой спрятан туалет, уборная.
Отдельно от дома стояла баня, которая топилась по-чёрному. У печки не было дымохода, дым оставался внутри, нагревал баню, а заодно покрывал сажей и копотью стены. Матвей Будулаевич любил такую баню и менять ничего не желал. Говорил, что чёрное не так уж черно, как кажется. Не черноты нужно остерегаться, а хаоса. Хаос – главная беда человечества.
Революция 1917 года подтвердила правильность его слов. Бабушка Вера рассказывала Ане, как дед долго истово молился, прося Бога о восстановлении мира, о спасении матушки земли от безумия и разорения. Дед всегда был в мире с собой и любил землю-матушку, как самого себя.
Вера чаще других сестёр наведывалась в кузню. Там у отца было собрано столько диковинных вещей, что она не могла насмотреться, налюбоваться ими. В кузне всегда было жарко. Матвей Будулаевич работал в кожаном фартуке, надетом на голое тело. Штаны, фартук, кожаные ремни на руках и кожаные лапти на ногах, чтобы горячий уголь кожу не повредил. Лоб стянут кожаным широким ободком, чтобы волосы в глаза не попадали. Тело у него крепкое, мускулистое, красивое. Вера любовалась отцом, когда тот раздувал меха. Он ей виделся былинным богатырём, приручившим дух Огня.
Огонь служит ему. Он бушует, вырывается наружу обнимает языками оранжевого пламени тот предмет, который отец подносит к его пасти и гудит, беснуется от радости. Предмет становится красным, оранжевым, сине-фиолетовым. Отец улыбается, приглушает пламя, опускает предмет в чан с водой, стоящий рядом. Вода пенится. Предмет шипит, краснота уходит, проступает цвет металла.
– Ты – волшебник, тятя! – радуется Вера.
– Я – цыган, видящий и понимающий суть любого предмета, дочка. Я душу вкладываю в своё дело. И ты делай всё с любовью…
Слушая бабушкины рассказы, Аня переносилась в прошлое, видела дом, кузню с горящим огнём. Прадеда Матвея Будулаевича, вытирающего пот со лба. Немногословную прабабушку Устинью, развешивающую травы. Бабушкиных старших сестёр Лялю, Розу, Настасью, которые постоянно журили младшенькую егозу Веру за то, что та больше других похожа на отца и по характеру и по красоте.
– Цыганская кровь тебе покоя не даёт, Верка. Смотри, так и до греха недалеко…
– До какого греха? – Вера хмурилась, не понимая, на что намекают сёстры.
– Красивая ты больно, Верка. Коса смоляная, в глазах огонь – сгореть можно. На язык остра и не по годам шустра. Берегись. Не бегай одна. Обольстит тебя купец или барин какой… Ой…
– Хватит болтать, да беду кликать. Довольно того, что мы проклятие рода на себе несём, поэтому и в лесу живём, – ругалась Устинья. – Идите лучше работать.
Сёстры умолкали, боялись мать. Знали тайну рода, о которой Вере не говорили. Мала ещё. Пусть живёт, как птичка певчая до поры до времени.
Лялю