что сзади, за плечи, ее взяли сильные руки. С человеком, рассмотреть которого она не могла, они были приблизительно одного роста, и он пытался прикрыться ею. Она застыла, понимая, что сейчас случится. И руки эти ослабели и отпустили ее, в мгновение на нее перекинулась их дрожь. Она не закричала, только попятилась от опрокинувшейся у ее ног окровавленной головы и тихо сказала:
– Ты мог меня убить. Ты мог промахнуться.
– Я бы не промахнулся.
– Ты убил его. Нельзя было его убивать. Это… нельзя.
– Пусть бы он нас ограбил? – озлобленно спросил он. – Нельзя было!.. И вообще… чего он тебя лапал?
– Он пытался заслониться…
– Ты моя девушка! Никто не будет тебя трогать без моего разрешения! Ты тоже… Все, хватит! – закончил он. – Помоги мне его оттащить! Нельзя бросать его тут! Нужно… чтобы он был за деревьями! Тут лес, его тут позже найдут.
Минут за десять они справились. После отправились искать воду, чтобы отмыть испачканные кровью и землей руки.
Мария молчала. Она была необычно серьезна и спокойна. Она встала на колени у ключа и опустила руки, умывалась, как во сне. Казалось, минула вечность. Сначала Дитер пытался поднять ее, но потом постелил на земле ее пальто и перетащил Марию на него, а сверху накрыл своим и начал согревать ее озябшие руки своим дыханием. Задумчиво Мария смотрела вверх. Он, замерзнув, лег около нее, укрылся своим пальто, обнял ее, постепенно согреваясь ее теплом, от него заражаясь уже знакомым волнением. Мария закрыла глаза и слушалась, но словно пребывала в ином измерении. Несколько раз она тихо вскрикнула и обняла его за плечи, глаза ее опять открылись – но в них была та же потусторонняя жизнь, войти в которую он не сумел.
А потом она лежала, не замечая, что ее укутывают, очень нежно, беспокоясь за ее здоровье.
– Что с тобой? Тебе что, плохо? Почему?..
Полчаса спустя она села, оттолкнула тревожно потянувшиеся к ней руки и набросила свое пальто.
– Что?.. Больно?.. Почему?.. – беспокойно спросил он ее снова.
Мария не ответила, а пошла обратно; что-то в ней было странно. Он не пошел за ней, поняв, что она хочет одиночества. Он почти любил ее в эту минуту.
– И как же так вышло? – спросила Лизель.
Он неуверенно пожал плечами.
– Дитте, неужели тебе нечего сказать?
– Нечего…
– Жаннетт накричала на меня, – Лизель всхлипывала, – потому что я неправильно тебя воспитывала. Тебе 17 лет, ты лучше меня знаешь. Снова я виноватой оказалась.
Он старался не дышать. Мать ничего не знала об убийстве, Мария не проговорилась тете, но он боялся жестом или выражением показать, что все не так, иначе, чем вчера. Лизель всхлипывала долго – она уже была пьяна. Потом она сказала:
– Жаннетт увозит своих девочек – и я ее поддерживаю. Я согласна… вы с Марией плохо поступили. Вы плохо повлияли…
– Плохо повлияли друг на друга? – переспросил он.
– Да, да! Жаннетт права, что собирается уехать. В Минге им будет хорошо.
Жаннетт