время Николай жил так, будто оказался в одном из самых радостных детских снов: когда то бродишь по необычному миру, ничем не сходному с окружающей тебя повседневностью, то побеждаешь врагов одним неуловимым движением и чувствуешь у плеча дыхание невидимых, но надёжных друзей. Он представить не мог прежде, что не во сне и не в младенчестве, а наяву и взрослому может быть так увлекательно. В нетерпении просыпаться утром, так как день сулит новые поиски и открытия…
– Поднимайся! Скорее ко мне!
Голос Алексея доносился сверху, из-за каких-то перегородок, и звучал глухо. Не разобрать: кричит он радостно, или испуганно, или просто напрягает голос, чтобы дозваться своего помощника. Николай помчался по лестнице, перескакивая ступеньки, подстёгиваемый всё же больше любопытством, нежели тревогой. Ну, разве, в самом деле, могло что-нибудь нехорошее приключиться с человеком в пыльном мезонине необитаемого особняка?
Чёрт! Николай преодолел ещё пару ступенек, но остановился, не дотянув и до пролёта.
Лестница была выстроена затейливо: с первого этажа до промежуточной площадки она степенно поднималась широкими и пологими ступенями, обрамлёнными массивной ковкой. Кованые перила витиеватого узора несли на себе широкий, массивный дубовый поручень. С площадки две двери, не самого парадного вида, вели на антресоль. Этот фактически второй этаж существовал только со двора, куда и выходил окнами. На фасаде же кирпичного послепожарного старожила красовались высокие окна парадного зала и полукруглое окно мезонина над треугольным фронтоном. Лестница в мезонин уходила от промежуточной площадки вбок и поднималась с поворотом. Узкая, без украшений, а ступеньки очень крутые.
Кто из господ мог жить в такой скворечне? Точно – не женщины. А слуг стали бы селить над собственной головой?
Николай, держась за дубовый поручень, старался отдышаться поскорее, чтобы не заставлять Алексея Кондратьевича ждать, да и самому не терпелось узнать, что тот обнаружил интересного наверху. Но грудь, как назло, продолжало давить. Не свалиться бы в обморок. Ещё и с лестницы покатишься – выйдет полный позор!
– Ну, где ты запропастился?
Голос Алексея Кондратьевича на сей раз раздался прямо над головой: тот вернулся к лестнице.
– Я сейчас подымусь! – выдавил Николай на остатках воздуха.
– Что, опять худо?!
– Ничего, я сейчас!
По ступеням вниз застучали торопливые шаги.
Тут-то, как на смех, припадок прошёл. Кончиться бы ему секундой раньше!
– Всё, Николай, с меня довольно! – сурово объявил Алексей Кондратьевич.
Николай ещё ни разу не замечал за мягким, по видимости, господином Извольским подобной суровости. Неужели всё?! Сейчас объявит, что ненадёжного пособника в интересных поисках ему не нужно. И настанет пробуждение от радостного сна.
– Держи!
Алексей Кондратьевич, нырнув рукой во внутренний карман, протянул Николаю синенькую. Тот оторопел. Расчёт. Его выгонят прямо сейчас,