войны между Англией и Германией, но приму активное участие в ведении войны и займу даже в этой области руководящий пост, я отнесся бы к такому заявлению, как к одному из многих нелепых добрых или злых предсказаний, которыми награждают каждого общественного деятеля различные неуравновешенные люди.
До моего назначения я принимал очень малое участие в обсуждении вопросов внешней политики и не претендовал на большее понимание этих вопросов во всех их запуганных деталях, чем то, которым обладает рядовой член парламента, читающий все газеты обеих партий. Мои интересы были сосредоточены на вопросах внутренней политики: в области внешней политики я был всегда, как остаюсь и теперь, горячим защитником прав малых наций и я привык верить в мирное разрешение конфликтов, возникающих между народами мира.
Несмотря на угрожающий рост вооружений и лихорадочное стремление к улучшению орудий войны во всех странах, в течение сорока лет мир сохранялся без перерыва; благодаря этому создавалась успокоительная, хотя и иллюзорная надежда, что мир в конце концов откажется от войны как средства для разрешения международных конфликтов.
Этой счастливой уверенности в постепенном и окончательном спасении мира от опасности войны способствовало то, что почти все мы, даже члены кабинета, оставались в полном неведении относительно наших переговоров и обязательств в области внешней политики.
Было, конечно, невозможно не ощущать беспокойства по поводу того, что постройка германского военного флота являлась вызовом британскому морскому могуществу. Адмирал Тирпиц в своих мемуарах совершенно ясно говорит об этом, и не раз кайзер точно так же высказывался по этому поводу. Я не скажу, что они определенно поставили себе целью войну е Англией, в которой наш флот был бы уничтожен. Они были бы удовлетворены, если бы их флот стал настолько могущественным, что Англия в испуге отказалась бы без борьбы от своего превосходства на море. Но Тирпиц, бывший подлинным создателем германского флота, открыто признает, что они не удовлетворились бы ничем другим.
Приученный с юношеских лет верить в то, что мир – единственная здоровая основа человеческого прогресса, я стремился успокоить растущую вражду между двумя народами. Как канцлер казначейства я не мог оставаться равнодушным к стоимости бесполезного морского соперничества, Оно ложилось тяжелым бременем на финансовые ресурсы, крайне необходимые для социальных реформ и национального развития. Поэтому я искал путей, чтобы достигнуть соглашения с немцами, которое позволило бы обеим сторонам ослабить темпы и уменьшить размеры морского строительства.
Удобный случай, казалось, представился, когда в июле 1905 г. я встретился с германским послом – графом Меттернихом. Несколько лет спустя я составил по памяти, записку о нашей встрече, которую и привожу:
«Вскоре после того как я стал канцлером казначейства в 1908 г., германский посол граф Меттерних пригласил меня к завтраку в посольство. Я никогда не встречался с германским послом и подозревал, что приглашение имело какую-то политическую цель. Вскоре после завтрака он разъяснил мне, зачем я был приглашен. Он затронул вопрос о растущем недоверни между нашими двумя странами. Я счел это удобным случаем, чтобы объяснять ему, что действительной причиной растущей вражды в Англии по отношению к Германии было отнюдь не чувство зависти к ее быстро развивающейся торговле, но страх перед ее растущим флотом; я указал ему, до какой степени мы зависели в подвозе нашего хлеба насущного от заграницы, и что всякая страна, которая лишила бы нас превосходства на море, была бы в состоянии угрозой голода заставить наш народ в течение нескольких месяцев сдаться на милость победителя.
Я слазал ему: «Если это морское соперничество будет продолжаться в такой степени, что наш народ будет серьезно опасаться вторжения врага, мы неизбежно будем вынуждены ввести воинскую повинность и таким образом создать армию, способную защищать страну от любого неприятеля». Он довольно резко ответил: «Думаете ли вы, что нам этого следует ждать?»
Ко времени моего свидания с Меттернихом я посетил Германию, чтобы на месте изучить германскую систему страхования в промышленности. Мне удалось встретиться с вице-канцлером Бетман-Голъвегом. Он ведал тогда вопросами страхования на случай болезни и был хорошо знаком с тем, как фактически проводилось страхование в Германии. Он любезно пригласил меня и моих спутников на парадный обед.
Бетман-Голъвег был человеком привлекательным, но не блестящим. Он показался мне умным, прилежным и в высшей степени здравомыслящим чиновником, но он не оставил у меня впечатления, что я встретил в его лице властного человека, которому назначено когда-нибудь изменить судьбы мира. Он дал нам хороший обед; к концу обеда нам подали огромные кружки мюнхенского пива. Бетман-Гольвег стал разговорчивее, выказывая готовность вступить в спор с кем угодно.
Он начал говорить о положении в Европе и с горечью упомянул об «окружении Германии железным кольцом Франции, России и Англии». Я пытался уверить его, что, поскольку дело касается Англии, у нас нет ни малейшего желания вступить в какие-либо враждебные комбинации против Германии, и что мы более