А. Е. Снесарев

Письма с фронта. 1914–1917


Скачать книгу

больших пределов… и убит. Пусть лучше дело идет так, как ему надлежит идти… Один солдат прострелил себе палец с умыслом; таких мы оставляем на позиции во что бы то ни стало (после краткого лечения в полковом околотке)… вчера его контузило… Солдаты в один голос: «Бог покарал…» Да мало ли таких примеров мы видим вокруг нас. Война – нечто необычное, всё на ней крупно, и сфера непостижимого перевивается вокруг нее на каждом шагу. Твой суеверный супруг, не принявший за 10 лет из рук своей женки ни разу солонки, тут уже совсем стал чутким ко всяким таинственным налетам судьбы, может быть, моя драгоценная, золотая, роскошная, сама прелесть женушка, ты заметила, что я не говорю ни о своих желаниях, ни о своих надеждах… все по тому же суеверию. Впрочем, я часто думаю, чего мне желать? Женушка с тремя пузырями у меня есть, из пузырей мы постараемся сделать хороших и полезных для страны людей, а все остальное приложится.

      Сейчас решаем с Трофимом вопрос о детях, где мы будем их брать. В ближайшей деревне их нет (отцы в Америке, и деревня не нуждается), а в той, что дальше, есть… Будем спрашивать.

      Легкомысленного решил продать: я на нем не езжу, он разжирел, да что-то у него с ногою. А Галю оставляю с Ужком за собой, с ней мне расстаться трудно. Давай, славная, мордочку и детишек, я вас крепко обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.23 мая 1915 г.

      Дорогая моя женушка!

      Вчера у меня был день неважный. Помнишь, я тебе писал о шт[абс]-к[апитане] Мельникове, который уезжал из полка, недавно возвратился и 20-го был ранен. Вчера он в 1 ч 30 м. умер. Оказался с ним удивительный случай: рана была легкая, в мякоть ноги, небольшим осколком гранаты; он с разрешения доктора попытался ходить, и оказалось, мог и это сделать… все предвещало хороший исход. Но в ночь поднялась температура, и к вечеру другого дня обнаружены были признаки гангрены, а вчера его не стало. В чем же дело? Осколок гранаты, оказалось, поразил его, рикошетировав от земли, а коснувшись таковой, он, по уверению докторов, захватил с собою микроб «злокачественного отека»; он-то и сгноил покойника в несколько часов. Смерть покойного поразила и меня, и офицеров. Он имел уже Георгия и Георг[иевское] оружие, стоял на пороге хорошей карьеры и вызывал всеобщие зависть и пересуды. Друзей у него в полку почти не было, а недоброжелателей много; последние находили, что я к М[ельнико]ву несколько пристрастен, выделяю его и т. п. Даже первый слух о легкости раны вызвал старые толки о везеньи… И разом небольшой осколок гранаты в союзе с микробом сказал всем, что все эти пересуды, зависть, говор… всё это пустота пред законами и велениями судьбы. И я, отправляя офицеров на панихиду, сказал им: «Молитесь усердно, многие из вас очень грешны пред покойником». Он симпатичен, правда, не был, эгоист, замкнутый, хороший актер и т. п., но искусный ротный командир и храбрый офицер, роту его я считал одной из лучших в полку. Получив Георгия, он сильно изменился (на войне это, к сожалению, приходится наблюдать), и мне было очень больно и обидно наблюдать это, но, увы, мы бессильны