оторваться от преследователей и затеряться в горах. Сто вооруженных воинов, уже не опасаясь встретить противника, едва передвигая ноги, вошли в Мцхету и двинулись к полуразрушенным и разграбленным дворцам картлийцев, пропахшим дымом и гарью. В этом райском месте воды Арагви, с шумом растворяясь в желтых потоках бурной Куры, еще недавно дарили жизнь и изобилие. Теперь же, окрашенные кровью казненных местных жителей потоки этих вечных рек, ударяясь о берега, только и нарушали нестерпимую тишину сожженных и разрушенных поселений Картлийского царства.
Несколько десятков пар испуганных глаз оставшихся в живых жителей Мцхеты, сошедших с ума от резни и насилия, полных слез, страха и мольбы, наблюдали с разных сторон за медленной поступью отряда Великого Моурави.
Не проронив почти ни слова, воины достигли центра города и будто по чьей-то команде разом исчезли в подвалах полуразрушенных домов картлийской знати. Почти все они были родом из Мцхеты, и на этот раз злой рок привел их к родному пепелищу.
Крепкие, красивые мужчины, малой частью из ремесленного и торгового люда Мцхеты, но в большинстве – выходцы из древних, но за века господства иранских Сасанидов, затем императоров Византии и арабских эмиров, то возвышающихся, а то утрачиваюших свое влияние, как это было в период правления династии Багратионов, многократно разделенных княжеских родов, сложив доспехи, сняв снаряжение, развязав походные мешки и достав из них разные принадлежности, остатки пищи, чистое белье, помогали друг другу, поливая из кувшинов на руки и плечи холодную воду, набранную из протекавшего неподалеку горного ручья. Руки воинов, словно мокрые плети, хлестали крепкие тела, находя раз за разом еще сохранившиеся на них пот и грязь. Постепенно движения рук стали более медленными. Влажные, грубые, как щетки, ладони, возвращая в красивые тела бодрость и свежесть, разгоняли по мышцам горячую кровь. В полумраке тела воинов напоминали скопление золотисто-красных облаков в теплые летние вечера и будто зеркала, отражали рыжие языки пламени небольших костров. Казалось, что под печальное пение ветра и грустный шум дождя в причудливом танце слились ритмичные движения бронзовых скульптур и медленно плывущие по бело-серым стенам безобразные тени. Необычная игра света от костров не захватывала всего пространства, где даже днем торжествовала тьма. И в местах их соприкосновения с каждым облачением в военное снаряжение одного за другим воина постепенно исчезали чарующие движения сказочных скульптур и волшебные танцы загадочных теней.
Георгий грелся у костра, укрывшись походной накидкой и равнодушно наблюдал за тем, как его воины то выходили из помещения, то спустя время возвращались обратно, неся в руках кто бревна и хворост, кто охапки неизвестно где взятого сена, кто кувшины с водой и бутыли с вином, кто чаши с большими кусками свежего мяса. Ни бесконечное движение людей, ни кусок жареной баранины, ни кубок красного виноградного вина не могли отвлечь Моурави от безрадостных размышлений о будущем