В. В. Арамилев

В дыму войны. Записки вольноопределяющегося. 1914-1917


Скачать книгу

и взять-то нечего. А кто в ответе? Конечно, дядьки. Зачем, скажут, смотрели? Почему допустили? Верно говорю?

      Чеботаренко утвердительно кивает головой.

      – Я тоже кажу так.

      – А ты попробуй, «не допусти» их. Попробуй!

      Чеботаренко молчит, попыхивая трубкой, прячет хитрую усмешку в глубине миндальных глаз.

      – Пойтить и нам, нешто, на боковую? – говорит Чеботаренко своему коллеге, выбивая об пол вагона трубку.

      – Пойдем-ка и то, – равнодушно бросает тот и свешивает ноги за борт вагона.

      С могучим храпом останавливается паровоз у маленькой станции, затерявшейся в дубровах.

* * *

      Чем ближе подъезжаем к Петербургу, тем сильнее неистовствует и озорует эшелон.

      Бьют стаканы на телеграфных столбах, стекла в сторожевых будках и вокзалах, обрывают провода.

      В нашем вагоне появились ящики с продуктами, картинки, окорока, связки колбас, баранок. Трофеи.

      На одной немудрой станции встретили чуть не в штыки. О наших художествах была дана телеграмма местному начальнику гарнизона. Он выслал на вокзал дежурную полуроту в полной боевой готовности.

      Не знаю, какой наказ был дан дежурной полуроте, но она вела себя довольно агрессивно.

      Кое-кому из наших забияк пришлось познакомиться с прикладом русской трехлинейной винтовки.

      Холодная вода и приклад почти равноценны. Все присмирели и до самого отхода поезда не выходили на перрон. Архангелы с винтовками разгуливали под бортами вагонов, ехидно улыбаясь и многозначительно подмигивая.

      Только после третьего звонка из вагонов полетели камни, цветистая ругань, горсти песка.

      Наши мстили полуроте за «обиды».

      Петербург.

      Все как-то сами по себе стушевались и вошли в «норму».

      Закончились шутки, баловство.

      Гудели, как пчелы в цветнике, но было в этом гудении что-то новое.

      Коноводы драл; поблекли, притихли.

      Может быть, это город-гигант придавил всех своим волнующим величием?

      Пригнали в казарменный двор.

      Плотным бурым гримом ложилась на влажные размягченные лица городская пыль. Пахло асфальтом, помоями, жженным камнем и гнилью.

      Выстроили в две шеренги и продержали неподвижно несколько часов. Ждали генерала.

      Для начала недурно.

      Явилась комиссия: генералы, полковники, обер-офицеры.

      Один из членов комиссии, вооруженный мелом, писал на груди каждого новобранца какую-нибудь цифру – номера полков.

      Началась разбивка по запасным батальонам.

      Встали рядом я, Граве, Анчишкин.

      Я был в старенькой любимой студенческой тужурке. Генерал задержался около меня, раскуривая папиросу.

      – Студент? Какого факультета?

      Я ответил.

      Молоденький поручик вывел мелом на правом боку моей тужурки затейливую семерку. В раздумьи остановился перед Граве, жирно черкнул и ему, и Анчишкину по жирной семерке.

      Комиссия двинулась дальше. Моему соседу слева поставили шестерку. Он шепотом выругался.

      – В