крепкими, бесстрашными сплелось;
Поля цветущие и небо высокое и голубое,
Земля любимая, живущая в покое:
Желанье навернувшихся сбылось!
II
Он молодой солдат!
Он мамин сын!
Страшащийся пронзительных гранат,
Он человек, не доживущий до седин.
Он просто парень из села,
Из города, из деревень.
А жизнь его пропала без следа,
По полю минному летевшая, как тень.
Исчезла и не вернется никогда,
И только матери тоска,
Любимой непрочитанные письма,
И у земли, что боль в висках,
Младой солдат ночами снится.
III
Нет вещей, страшнее, чем война,
Чем небо, покрытое врагами,
Когда земля трясется под ногами
Не знавшего пощады табуна.
Когда товарищам дрожащею рукою
Ты закрываешь потухшие глаза,
И каждый выстрел, что гроза,
Проносится меж смертью и тобою.
Как страшная чума, ползет война,
И с жадностью, с расчетом забирает,
И вслед за ней тихонько укрывает
Холодная, уставшая земля.
* * *
(Белле Ахмадулиной)
Кто ангела не сохранил,
Бесплотными стопами оставившего след?
Чьи крылья робостью чернил
Скользят в душе моей, как божий свет!
Так дай любить тебя издалека,
В холодных звездах твой подвиг созерцая.
Тебя давно не стало, но твоя строка
Бежит, боль нестерпимую лаская.
Но все же нет! Ты не ушла!
Твое дыханье между точек,
И между строк живет твоя душа –
Мой мир твоим талантом обесточен.
* * *
C каким любопытством толстые щеки
Летних деревьев в окна заглядывают мне.
Они не со зла, они одиноки,
Им так неудобно корнями рвать раны земле.
Усталы прохожие, и лица угрюмые –
Бедность большая одна да на всех.
Бедность большая зовется безлюбием;
У безлюбиья рвать раны – не грех.
Деревья несчастные злятся на землю:
«Для чего ты, сырая, нас родила?!
И, если уж мы упиваемся болью,
Будет по правде, чтоб и ты отпила!»
Несчастье к несчастному накрепко сшито,
Гнутся корявые главы к земле.
Прощенье, смиренье, святость – забыто,
Лишь корни тугие набухнут во тьме.
* * *
Отрекаться от любимых – преступленье;
Сердце – губка, впитывает все!
И потом до лихорадки, исступленья
Кожу, мясо изнутри сдирать живьем.
Приручать любовью – очень страшно,
Обещать навеке