ты дохляк, тебе ни одна девка не даст. А девок на всех не хватает. Поэтому все ходят в качалку, даже умные. Надо иметь мышцы, осанку, тогда и в майке-алкашке будешь выглядеть прилично. А на материке парни подраспустились.
И действительно, на улицах Гаваны царило такое физическое здоровье, до которого мне было, как до луны. Я-то у себя в баре в рубашке ходил, мать следила, чтобы культурно. Что у меня под рубашкой, никому не было дела, для девчонок я был невидимкой. В баре всегда толклось достаточно красивых и ушлых парней. Меня это не огорчало. Я умел делать комплименты и поддерживать беседу, но это была просто часть моей работы за стойкой.
Иногда мне казалось, что я единственный кубинец, которого больше интересует работа, чем девицы. Люблю, когда от меня есть прок. Если в баре не было моей смены, я тусовался в соседской слесарной мастерской. Это интереснее, чем качалка. Но в этот самый момент на улице Эскобар, под насмешливым старушечьим взглядом, мне отчаянно захотелось стать нормальным кубинцем, в алкашке и с мышцами. Жаль, не успею до завтра, когда придет Кармен! Если вообще придет, зачем ей возиться с флякито! Она-то как статуэтка. Как говорят у нас на Восьмой улице – наверное, папа скульптор. А я даже родной бабушке не понравился.
– Ай, Педро, Куба сделает из тебя человека! – вдруг расплылась в улыбке бабушка и наконец заключила меня в объятия. Мы расцеловались, и я как-то выдохнул. Скатилась было слезинка, но я ее быстренько вытер. Бабушка сделала то же самое. – Пойдем в дом, сварю тебе кофе, все мне расскажешь. Я к соседке ходила.
Сразу было видно, что здесь живет настоящая сеньора! Пол выложен нарядной плиткой, на стене холла красуется огромный китайский веер с журавлями и лотосами, на кожаном диване и креслах лежат кружевные накидки – и конечно же, перед телевизором стоит кресло-качалка. Каждая пожилая кубинка, даже в Майами, по вечерам смотрит сериалы, и не дай бог ее потревожить! Что и говорить о Гаване!
Были и такие детали, которые меня удивили. У входа в дом торчала странная лысая глиняная голова без шеи, будто проросшая сквозь плитку. Глаза и рот у нее были сделаны из ракушек. Казалось, она наблюдает за мной, презрительно щурясь и кривя губы. У одной из стен стоял небольшой столик с колокольчиком, супницей и букетом живых цветов. На стену, прямо над супницей, были приклеены какие-то старые фотографии, среди которых я увидел дедушкину. Подобные штуки попадались в до мах соседей на Восьмой улице, но расспрашивать было неловко. Я знал, что это все связано с сантерией, но родители не поощряли разговоров о ней, а дедушка умер, когда я был маленький. Так мне толком никто ничего и не рассказал.
Из холла мы пошли в патио – внутренний дворик. Помимо горшков с цветами, там были расставлены небольшие обеденные столики с металлическими ажурными стульями. Чтобы было совсем похоже на кружево, их покрасили в белый цвет. В патио выходили двери холла, кухни и кладовки. Попасть в бабушкины комнаты – спальню и кабинет – можно было через холл, там были еще две двери. Лестница возле кухни вела на галерейку второго этажа,