судейским кругом из наставника и Черных рыцарей, оказавшихся по случаю в замке, но многих рыцарей от этих правил потряхивало. И Натан был в их числе.
Если процесс самобичевания не удовлетворял судей, в дело вмешивались наставники, на которых возложили эту обязанность. И кажется, Марван выполнял ее с удовольствием, если судить по его довольному виду каждый раз, когда он поднимался из тюремного каземата. А раньше самым страшным наказанием было заключение на стражу на срок до семи дней – ни о каком физическом наказании рыцарей и речи в древних правилах Санкофа не было и речи. Так было шестьсот лет, но в этом году новый прасал решил, что настало время перемен. Случалось, что пороли и старших рыцарей, но долгий опыт служения помогал им избегать промахов. Так и Натану еще ни разу не приходилось бывать в тюремных казематах, хотя с момента побега Зорфуса ему уже не раз угрожали поркой – за то, что беглеца слишком долго искали. Нат не боялся боли, но в этих новых правилах чувствовалось что-то нездоровое.
Рим Лакадон был самым молодым прасалом за всю историю ордена. С тяжелым взглядом синих глаз из-под сильно выступавших надбровных дуг, с крутым покатым лбом и ранним облысением он производил гнетущее впечатление на всех, кто видел его редко или впервые. К внешности добавлялся вкрадчивый голос, густая шевелюра темных волос с благородной проседью и высокий рост, клонивший чуть располневшего прасала к земле. Одни злые языки болтали о тяжелой болезни, а другие о глубокой старости, маскирующейся за моложавым лицом. Истинный возраст нового главы Санкофа хранился в тайне.
Натаниэля проводила в кабинет стража, плотно закрыв за ним дверь. Скрывающиеся в темноте высоких потолков стеновые панели из темного дерева, развешанные повсюду гобелены с мотивами из Черно-Белой войны, облицованный камнем камин размером с дверной проем говорили о солидном статусе хозяина кабинета, сидевшим за рабочим столом, на котором среди пачек бумаг уместилась гостья. Нат уставился в ее полуобнаженную спину, удивленный встретить женщину в замке, да еще и на столе прасала. Устав Санкофа не одобрял общение с женским полом, предписывая держаться от дам подальше. Рыцари, конечно, женились, но только после службы. В самом замке даже слуги были только мужчинами.
Когда Натан вошел, женщина что-то весело рассказывала прасалу, который улыбался ей так, будто забыл, что мышцы его лица, оказываются, умеют это делать. От улыбки Рима Лакадона, к счастью, предназначенной не ему, у Натана похолодело на душе. Дама же, будто не замечая маски хозяина, заливисто смеялась над собственной же шуткой.
Заметив вошедшего, прасал не сразу вспомнил, что его губы заняты улыбкой, и какое-то время смотрел на рыцаря со странной гримасой – его рот улыбался, но глаза вцепились в Ната, будто коршун в падаль. А когда обернулась женщина, Натаниэль и вовсе почувствовал себя попавшим в западню. Ему еще не приходилось видеть королеву Гольдену Первую, но портреты ее имелись повсюду, в том числе, и в молитвенной зале замка Санкофа,