Суханов, был дан в разночтениях к Сухановской редакции. – Первичная по текстологии и времени создания редакция XVII в. была сочтена вторичной.
Для нас важно, что Троицкий список, предположительно взятый дьяком Василием Мамыревым в обитель его пострижения и кончины (в своем протографе или сохранившемся оригинале, списанном в десятилетие по кончине дьяка) и в середине XVI в. хранившийся в Троице-Сергиевом монастыре (по владельческой записи этого времени), в XVII в. был троицкими монахами переписан, как минимум, трижды: в протографе Троицкого сборника и списке Ундольского в конце 1630–1640‑х гг., а затем во втором Хронографе Суханова к 1661 г.
Кроме иноков Троицкой обители, «Хожение за три моря» книжников XVII в. не заинтересовало. Важно отметить, что отраженная в списках Ундольского и Суханова редактура Троицкого списка последовательна: Арсений редактировал по редактуре Троицкого сборника. Тайна велика есть, отчего Я.С. Лурье, который работу Б.М. Клосса прекрасно знал, в описании рукописей поместил список Ундольского 1640‑х гг. после списка Суханова около 1661 г., а в стемме списков обозначил их как одновременные[131].
Роль Троицкой обители пострижения Мамырева в сохранении «Хожения за три моря» в Троицкой редакции столь же очевидна, как его роль в передаче сочинения Афанасия Никитина летописцу ясна из предисловия к летописной редакции. Рукопись героического тверского купца московские гости передали дьяку, который высоко ее оценил и сделал все возможное для сохранения бесценного текста в двух местах: в летописи и библиотеке Троице-Сергиева монастыря. Никаких путей спасения «Хожения за три моря» помимо дьяка Василия Мамырева рукописи не позволяют даже подозревать (чего не скажешь о «Хожении гостя Василия»).
Уверение М.А. Булгакова, что «рукописи не горят», было воплощено в жизнь талантливым московским дьяком, человеком на своем месте. Да и сам Афанасий Никитин оказался крепким русским человеком, который не только преодолел все свалившиеся на него невзгоды, но превратил их в настоящий подвиг и сумел талантливо рассказать нам о нем.
«Хожение за три моря» в жизни
Купец богохранимого града Твери
Афанасий Никитин был уроженцем великого княжества Тверского – славного государства, которое за столетие до его путешествия первым на Руси подняло знамя борьбы с Ордой. Соперничая с Москвой и нередко опережая ее, Тверь опиралась на свою поначалу превосходящую экономическую мощь, духовно воплощенную тверскими книжниками в сильных идеях. Главной из них было завещанное предками, древнерусскими книжниками, единство Святой Руси, духовного центра мира, избранного Богом Нового Израиля, Удела Пресвятой Богородицы[132]. Все как в Москве, только истинным вождем спасения и возрождения Руси считалась Тверь. И сограждане Афанасия Никитина имели все основания выражать такую уверенность.
Великое княжество Тверское, сидевшее на Великом Волжском пути между богатейшей Азией и уже начавшей