конечно, считать такое поведение побочным эффектом славы – дескать, все знаменитости отличаются нетерпимостью и эгоизмом, – но Синатра чуть ли не с рождения обрывал связи с людьми, хоть в чем-то его превзошедшими. Подобно Долли, он вмиг остывал к недавнему другу и навсегда прекращал с ним общение, едва лишь почувствовав намек на обиду.
– Мой сын – совсем как я, – сказала однажды Долли Синатра. – Если мне перейти дорогу, я этого вовек не прощу. Если ему перейти дорогу, он этого вовек не простит.
Жизнь в Хобокене
Желание стать профессиональным певцом возникло у Фрэнка еще в подростковом возрасте. К 1930 году, когда он поступил в старшую школу Демареста, Фрэнк жизни не мыслил без радио. С 1922 года радио было главным развлечением в Америке, знакомило слушателей со знаменитыми оркестровыми композициями и творчеством вокалистов вроде Бинга Кросби и Расса Колумбо. Пятнадцатилетний Фрэнк слушал и подпевал, и наслаждался звуками своего голоса, подумывая о том, чтобы зарабатывать пением на жизнь – если, конечно, не подвернется что-нибудь более выгодное. А для начала Фрэнк записался в школьный ансамбль, пел на вечеринках, для друзей, участвовал в конкурсах и тому подобное. Его пение нравилось, у него появились поклонники – и это было здорово.
К тому времени семья Синатры перебралась в квартиру аж с тремя спальнями. Дом номер 703 стоял в почти престижном районе – на Парк-авеню. Он цел и сейчас. До старого дома, на перекрестке Монро и Гарден, было всего полмили, но в тогдашнем Хобокене даже это смешное расстояние значило очень много. Семья Синатра поселилась в самом большом доме квартала – пятиэтажном. На фасаде имелись два эркера, а в них – окна почти в метр шириной, в деревянных рамах. Дом и до сих пор выглядит внушительно, выделяется среди остальных, трехэтажных; а уж в 1913 году он, наверное, казался настоящим дворцом.
– Эти Синатры всё время шли в гору, – вспоминает Стив Капьелло. – Остальным хобокенцам было за ними не угнаться. Они вели себя иначе, делали деньги, жили припеваючи. Когда Фрэнки стал звездой, его агент всё пытался создать впечатление, будто Фрэнки рос чуть ли не в трущобах. Помню, я подумал: хороши трущобы! А я тогда где жил? В аду? У моих родителей денег вовсе не водилось, нас было двенадцать человек детей, мы ютились в трех конурках. Да, нам жизнь не улыбалась – не то, что Синатрам.
Другой приятель детства, Джо Лисса, говорит:
– Тут что важно? Быть единственным ребенком в семье. Разница огромная! Фрэнку ни разу не пришлось делиться. Ни брата, ни сестры – всё ему одному доставалось. У него даже своя комната была. Никто из нас и половины того не имел, что имел Фрэнк. Не припомню, чтобы у кого-то из моих приятелей, как у Фрэнка, не было ни братьев, ни сестер. Фрэнк всегда носил новехонькие ботинки – мать ему покупала. У него имелась даже собственная кредитка в магазине готовой одежды! Да чего у него только не было!
Синатры и их соседи в Хобокене не скучали. Жаркими летними вечерами они устраивали посиделки с угощением.