что над крытой поверхностью одного из них, стал медленно подниматься какой-то штырек с небольшим рифленым утолщением в навершии, напоминающим набалдашник трости. Поднялся невысоко, всего лишь на какой-нибудь метр, да так и застыл в немом ожидании приказа. По настоянию Валерия Васильевича, к числу лиц, допущенных лицезреть испытания, был причислен и академик Вострецов, благо, что его модель должна была проходить аналогичную проверку только завтра, а значит, сегодня он был абсолютно свободен (его присутствие при транспортировке ракетоносителя на стартовый стол было необязательным). Как уже говорилось выше, все участники испытаний и гости, включая самого Афанасьева, находились в состоянии взволнованности и немного тревожного ожидания. Все. Но только не сама «виновница» торжества. Она не пошла в специально оборудованное укрытие, сооруженное для участников испытаний на случай нештатной ситуации, а стояла на поверхности, чуть в сторонке от НП и курила «Мальборо» зябко подрагивая сухонькими своими плечиками (с некоторых пор она могла себе позволить и куда более значительные траты, чем оригинальное заморское курево). До начала активной фазы испытаний оставалось меньше двадцати минут. Афанасьев тихонько подошел к ней и остановился рядом. Вся его свита и охрана вместе с неотлучным Вальрондом, не решилась последовать за ним, ибо понимала, что даже такому диктатору иногда необходимо побыть в стороне от назойливых глаз челяди. Николаева, казалось, в тот момент даже не обратила на него внимания, погруженная в свои мысли.
– Ты бы, Валюша, перестала смолить цыгарку-то? А? – прогудел он у неё за спиной ласково и слегка укоризненно. – Ведь все оставшееся здоровьишко погубишь.
– Пустое, – проговорила она негромко, даже не соизволив обернуться к диктатору лицом. – Моему испорченному здоровью это мало чем навредит, а я уже не в том возрасте, чтобы отказываться от укоренившихся привычек.
Он чуток потоптался, не зная что еще такого сказать, чтобы как-то поддержать и подбодрить подаренную судьбой соратницу, а возможно и спасительницу, но ничего толком не придумал. Потом покряхтев, неожиданно выдал:
– А ты, собственно, почему стоишь здесь и одна? Почему не на КНП, как все остальные? Опасно ведь.
– Народу там, как сельдей в бочке. Духотища. Да и на свежем воздухе мне смолить куда как сподручней. А насчет опасности, то это ты зря. В Москве дорогу переходить куда как опасней, чем тут стоять на ветерке, – пояснила она.
– Может, все-таки спустишься вниз? – попробовал он её уговорить в последний раз. – Твоя голова стоит всех наших вместе взятых.
– Не боись, Василич, за установку я ручаюсь. Все будет хорошо, – произнесла она негромко и ласково, как бабушка, укладывающая спать любимого внука, и немного подумав, добавила еще тише. – Еще месяца два назад я тоже боялась, а теперь не боюсь. Всё, что сохранила от Римилия Федоровича и сама знала – оставила в подробных записях со всеми выкладками.