теперь передал Сваси, что конунг разгневался. Но Сваси попросил еще раз передать его просьбу и сказал, что он – тот самый финн, которому конунг разрешил поставить хижину по ту сторону холма. Конунг вышел и согласился пойти к нему, и перешел на другую сторону холма, ободряемый некоторыми из своих людей, хотя другие не советовали ему идти. Навстречу ему вышла Снефрид, дочь Сваси, красавица на диво, и поднесла конунгу кубок, полный меда. Конунг взял и кубок, и ее руку. Сразу же как будто огненный жар разлился по его телу, и он сразу захотел возлечь с ней в ту же ночь. Но Сваси сказал, что этого не случится – разве что его принудят, – пока конунг не обручится с ней и не возьмет ее в жены по закону.
И конунг обручился со Снефрид и взял ее в жены, и так без ума любил ее, что ради нее забывал и свои владения, и все, что подобает конунгу. У них было четверо сыновей. Одного звали Сигурд Хриси, других – Хальвдан Высоконогий, Гудрёд Блеск и Рёгнвальд Прямоногий. Затем Снефрид умерла, но цвет лица ее ничуть не изменился. Она оставалась такой же румяной, как при жизни. Конунг все сидел над ней и надеялся, что она оживет. Так прошло три года – он все горевал о ее смерти, а люди в стране горевали о том, что он помешался. Излечить конунга от этого помешательства удалось Торлейву Умному, который мудро уврачевал это помешательство такими уговорами:
– Неудивительно, конунг, что ты любишь такую красивую и благородную жену и чтишь ее тем, что она лежит на пуху и драгоценных тканях, как она тебя просила, но твоя честь, а также и ее терпят урон от того, что она лежит слишком долго в том же самом одеянии. Не лучше ли было бы ее приподнять и переменить под ней одеяния?
Но как только ее приподняли с ложа, смрадом, зловонием и всякого рода тяжелым духом понесло от трупа. Тогда поспешили сложить погребальный костер, и ее сожгли. Все ее тело уже посинело, и повыскакивали из него змеи, ящерицы, лягушки, жабы и всякого рода гады. Так она превратилась в пепел, а конунг снова обрел ум и освободился от неразумия, управлял своей страной, как раньше, взял себя в руки, радовался своим подданным, а подданные радовались ему, а страна радовалась и ему, и им.
XXVI
После того как Харальд конунг понял, что был обольщен финкой, он так разгневался, что прогнал своих сыновей от нее и не хотел их видеть. Гудрёд Блеск, однако, отправился к Тьодольву из Хвинира, своему приемному отцу, и попросил его пойти с ним к конунгу, потому что Тьодольв был сердечным другом конунга. Конунг был тогда в Упплёнде. Они отправились вместе и, когда они поздно вечером пришли к конунгу, они уселись у самой двери и притаились. Конунг вошел в палату и посмотрел на скамьи. Люди были созваны на пир, и был наварен мед. Тут конунг сказал про себя:
Столпились здесь ратники,
Старики седые,
До меда охотники,
Куда вас так много?
Тогда Тьодольв возразил:
Прежде, как сносили
Раны в распре стали[176],
Не казалось князю,
Что нас слишком много.
Тьодольв поднял куколь, и конунг узнал его и радушно приветствовал. Тогда Тьодольв попросил конунга, чтобы тот не отвергал