но объявил финнами, полагая, что Рюрик с братьями пришли из Финляндии «от королей и князей финляндских» (Там же: 291). На исходе XVIII столетия, однако, основываясь на тех же источниках, получила поддержку не только «финская» (татищевско-болтинская) версия «антинорманизма» (Болтин, 1788: 163), но и построенная на той же Иоакимовой летописи, и при этом вполне «скандинавская», атрибуция варягов в богатом яркими, хотя при этом и фантастичными положениями (вроде основания Москвы Олегом в 880 г.) «Зерцале российских государей» Т. С. Мальгина (1794).
В ходе этих дискуссий, далеких от строгого и объективного исторического исследования, к началу XIX столетия определились научные основания и построенные на качественной «критике источников» положения «классического норманизма» в труде A. Л. Шлёцера «Нестор». Сжато эти положения сводились к формуле: «скандинавы или норманны в пространном смысле основали русскую державу» (Шлёцер, 1809: 325).
По существу, на шлёцеровских выводах, критическом анализе источников и оценке их данных основывался Н. М. Карамзин, который, по современной оценке, «впервые конституировал норманский теоретический тезис в обобщающем курсе русской истории, введя положение о норманстве призванных князей в число аксиом прошлого. Его труд стал связующим звеном между становящимся норманизмом XVIII века и устоявшимся норманизмом XIX столетия» (Хлевов, 1997а: 18).
Именно этот «устоявшийся норманизм» в середине XIX столетия, после дискуссии Н. И. Костомарова и М. П. Погодина в «Пассаже» Санкт-Петербурга 19 марта 1860 г. (Клейн, 1999: 91–101), стал «видовой» особенностью «петербургской научной школы». Во второй половине XIX столетия «антинорманизм» в тех или иных разновидностях развивают по преимуществу московские ученые: Ф. Л. Морошкин, М. Т. Каченовский, Н. А. Полевой, Д. И. Иловайский. Единственным исключением стал замечательный дилетантизмом своих построений труд директора художественного музея Императорского Эрмитажа и дирекции Императорских театров С. А. Гедеонова «Варяги и Русь», который был издан в Петербурге в 1876 г. Но никто из них так и не смог создать целостной панорамы отечественной истории. Впрочем, наиболее значительные историки «московской школы», С. М. Соловьёв в своей «Истории России с древнейших времен» (Соловьёв, 1959) и В. О. Ключевский в «Курсе лекций по русской истории» (Ключевский, 1987), занимали позиции, которые сторонники «антинорманизма» не могли оценивать иначе, как «норманизм». При этом ни одной столь же целостной панорамы отечественной истории, как у названных авторов, с «антинорманистских» позиций создано не было.
Как и в XVIII, так и в XIX и XX вв. «антинорманизм» (как, впрочем, и крайние, «экстремистские» версии норманизма, распространенные главным образом в зарубежной – шведской, немецкой, английской – научной, научно-популярной и публицистической литературе) основывался на вненаучных, идейно-политических побуждениях. Эти побуждения, конечно, порой стимулировали вполне плодотворную разработку отдельных аспектов и тем, но были несовместимы с обобщением всего корпуса объективных