заглянул под одежду, но встретил лишь пустоту. Должно быть, потерял его во время игры – вот почему вся эта чертовщина теперь преследовала меня. Внезапная тошнота подкатила к горлу.
– Трудно сказать. – Доктор надавила на колено, и боль вернула меня в реальность. – Для начала нужно, чтобы отек спал, а для этого придется принимать обезболивающие и противовоспалительные препараты; медсестра будет менять компрессы каждые два часа, и через пару дней мы проведем дополнительные тесты, чтобы убедиться в отсутствии жидкости в месте повреждения и назначить план дальнейшего лечения.
Это звучало не круто, но среди всех ее слов я отчетливо расслышал фразу, которая в действительности не прозвучала.
– Я не смогу играть…
Доктор Бреннан поморщилась, будто ей было действительно жаль.
– Теоретически сможешь, но потребуется гораздо больше, чем приклеить пластырь. Если речь о Суперкубке, то мой ответ – нет, ты не доведешь этот сезон до конца. Да и стоит ли, учитывая результат сегодняшнего матча.
Она была фанаткой, очевидно же, вот откуда эта жестокость в суждениях и колкие реплики. Бреннан поставила на меня, а я проиграл. Как дурацкая хромая скаковая лошадь, что была освистана за то, что так и не добежала до финиша.
– Мне не нужны таблетки, – сухо сказал, отвергая мысль о том, чтобы запихнуть себе в глотку что-либо из предложенного ранее, включая дерьмовый пудинг.
– Я могу попросить, чтобы тебе сделали укол. В любом случае это необходимо, Доминик.
Чувствуя, как нарастает злость, я вскинул голову.
– Ник. Меня зовут Ник, – прорычал сквозь зубы, борясь с новым приступом боли и желанием вскочить и вытолкнуть эту надоедливую женщину из своей палаты. – И мне не нужны лекарства.
– Тебе нужна хорошая встряска, – пробурчала она себе под нос, ожидая, что я не услышу. – Как пожелаете, мистер Каллахан, – уже громче добавила доктор, после чего покинула палату, не прощаясь.
Одна ночь в отделении Медицинского центра Университета Раша оказалась длинней, чем вся моя жизнь. Я наконец отвязался от Тони, поручив ему разборки с прессой, и попытался отдохнуть, вполуха слушая бормотание телевизора и возню в коридоре. Перспектива даже быстрого и беспокойного сна казалась чем-то нереальным, поскольку боль теперь была нечеловеческой, а каждая попытка принять удобное положение оборачивалась адскими муками.
Пожилая медсестра заглядывала каждые два часа, поражая меня своей педантичной точностью и мерзкой назойливостью. Все ее движения по смене компрессов только усугубляли мое состояние, но чертова ведьма повторяла одни и те же действия, громко цокая языком при каждом визите и неизменно глядя на мое колено со смесью ужаса и жалости.
– Зачем вы это делаете? – спросила она, не удержавшись после примерно четвертого раза.
– Делаю что? – спросил, ощущая, как жар постепенно обволакивает тело, от чего весь больничный халат медленно, но верно промокает насквозь. Вообще-то я не собирался отвечать на ее вопросы,