и улыбкой, а огромный термоядерный взрыв прямо над его головой. Он смотрел и силился в это поверить.
Солнце неумолимо приближалось, стекло иллюминатора темнело сильнее. И вот уже других звезд было не разобрать в царящем полумраке, а единственная близкая окрасилась в темно-красный свет, заслоненная фильтрами. Кажется, прошел целый час, как он застыл на этом месте. Или уже два?
Прямо перед ним невесомые оранжевые потоки заворачивались в смертоносные круги, вились спиралями, танцевали в одном им знакомом ритме… Величие звезды и ничтожность человеческого века на ее фоне поглощали.
Он не слышал музыки, не видел людей вокруг. Только красно-оранжевый танец впереди, только замирающее сердце, что рвалось объять необъятное, проникнуть в каждый миг великого замысла. Огромный взрыв – твердил он себе, не в силах принять такой поворот реальности. И, ощущая новую накатившую слабость, слегка пошатывался.
Солнце бурлило, кипело и жило собственной жизнью. Солнце существовало миллионы лет и совершенно не подозревало о маленькой точке – корабле «Галактика», – пролетающей так близко к нему.
Когда оно снова отдалилось, Николай заметил стюарда, в таком же немом восторге застывшего неподалеку. Его опустевшая тележка откатилась, но парень не замечал этого. Ни единый мускул на лице не выдавал его волнения, но в этом море спокойствия Николай чувствовал бешеное бурление внутри.
Он сам еще не понял, как относится к новому опыту. Прежней жизни уже не будет… Ради такого стоило оторваться от Земли. Отбросить старые страхи, будто они – ненужная маска, а не твое собственное «я».
И пол ушел из-под ног. Сильнейший толчок тряхнул корабль.
Тележка врезалась в стекло, неприятно лязгнула по ушам разбившейся посудой.
Тут же погас свет, и еще более противный писк раздался из всех динамиков разом. Мигающие желтые лампы больно резанули по глазам, привыкшим к полумраку.
И отсек потонул в панических криках.
– Разгерметизация, – холодно объявил металлический голос, перекрыв писк сирен. – Внимание пассажирам, следуйте командам экипажа и пройдите к спасательным шлюпкам.
Этот день был проклят с самого утра…
Двери, ведущие в пассажирский отсек, а самое главное – к челнокам, были плотно закрыты. В первой волне ужаса люди бились о метровую свинцовую преграду, не чувствуя боли. За ней было спасение, и инстинкты не позволяли остановиться.
Николай тоже бился, не помня себя от страха. Он толкался в этой орущей куче у выхода. Тоже что-то кричал, кого-то бил и чуть не сломал руку о бесчувственный свинец.
Выбежать, вырваться, выжить. Дышать, дышать… Кажется, он плакал. В какофонии было не разобрать. Пронзительно кричали чьи-то дети, завывали женщины и долбились в дверь без устали. И без результата.
Бардак вокруг и в голове продолжался, пока чья-то сильная рука не выдернула Николая из толпы. По инерции он еще рвался вперед, но стальная хватка удерживала его на месте.
А