в смятении сел обратно и уставился перед собой, чувствуя себя так, словно смертный приговор сейчас будет вынесен именно ему.
По залу Совета пронесся тихий гул голосов; присутствующие зашуршали широкими рукавами и одновременно подняли деревянные таблички.
Сколько красных?.. Одна, две, три… все, кроме министра Ёна.
Плечи Науна опустились вместе с глухим стуком табличек о стол.
Последнее слово оставалось за отцом, но нечего было и надеяться на положительное решение.
– Ресурсы государства важнее, чем несколько человек.
Наун в отчаянии сжал руки в кулаки. И на что он рассчитывал? Что для этих стариков из Совета, застывших в далеком прошлом, будет важна его Кымлан и их любовь? Смешно и нелепо. Ярость и отчаяние стучали у него в висках, рождая в голове безумные идеи. Рассудок потерял свою силу, уступая место оголенным, горячим эмоциям. Желанию вопреки всему спасти любимую.
Он вихрем вылетел из зала Совета и ринулся к своим покоям, но при виде высокой фигуры остановился. Его обдало холодом от потухшего взгляда карих глаз – так похожих на глаза Кымлан, но совершенно лишенных жизни.
Ему навстречу медленно шел генерал Чильсук, отец Кымлан.
– Ваше Высочество. – Он склонился в почтительном поклоне. Несмотря на возраст, начальник дворцовой стражи, когда-то воевавший в армии самого Квангэтхо, не потерял горделивой осанки и величественности, которая всегда отличала воинов старой закалки. Воинов прежней Великой эпохи завоеваний.
Наун не мог заставить себя посмотреть ему в глаза. Он знал, как Чильсук любил дочь, и ему страшно было даже представить, что тот сейчас переживает.
– Простите меня, генерал, – прошептал принц, опустив голову.
Отец Кымлан пришел сюда узнать решение Совета, и Наун был в ужасе оттого, что именно ему придется озвучить страшный вердикт. Под взглядом начальника стражи он будто заживо сгорал от стыда и вины за то, что не уберег Кымлан. Ни тогда, ни сейчас.
Чильсук покачнулся, но устоял на ногах. Его лицо исказила мука. Он все понял.
– Я спасу ее, обязательно спасу! – горячо прошептал Наун, но генерал резко оборвал его:
– Нет! Не делайте этого! Не клеймите позором имя моей дочери. Она бы не простила себе, если бы навлекла неприятности на королевскую семью и тем более на вас. – В его потухших глазах вспыхнул огонь.
– Но она же ваша дочь, как вы… – Наун опешил, даже не предполагая, что честь воина окажется для Чильсука важнее жизни единственной дочери.
– Если бы Владыка отдал приказ вызволить Кымлан из плена, я бы первый бросился ее спасать. Но мы – солдаты, и присягнули государю. Если нарушим приказ, то вся наша жизнь потеряет смысл. Я хорошо знаю свою дочь, и она была готова к этому, иначе бы отказалась от похода. Позвольте ей умереть как воину.
Генерал склонил седую голову, и у Науна опустились руки. Единственный человек, на поддержку которого он рассчитывал, только что отвернулся от него. Принц видел, с каким