не мог смириться с ее гибелью и не переставал истязать себя чувством вины. Ведь если бы он не взял ее в тот проклятый поход… если бы вернулся в ущелье, где Кымлан отчаянно сражалась с врагами… если бы не испугался угроз министра Ёна, остановившего его возле конюшни…
Вдруг случилось бы чудо и ему удалось бы ее спасти?
Эти мысли сыпались на сердце, как тяжелые камни, и складывались там в непрошибаемую стену, отгородившую его от семьи, министров, подданных и государственных дел, в которых он раньше принимал активное участие.
Министр Ён, всерьез обеспокоенный состоянием принца, пытался увидеться с ним, но каждый раз, как приходил с просьбой об аудиенции, ему отвечали отказом. Наун не хотел никого видеть, и в особенности тех, кто каким-то образом был причастен к смерти Кымлан.
Однако упрямый Ён Чанмун не оставлял попыток достучаться до упрямца. И однажды ему удалось проникнуть в покои принца, подкупив одного из слуг.
– Ваше Высочество, так нельзя. – Министр с тревогой смотрел на безучастное лицо Науна. Его глаза, которые еще недавно горели страстью и решимостью, потухли, а пальцы неосознанно крутили фарфоровую пиалу, которая, без сомнений, была наполнена вином. – По дворцу уже ходит нехорошая молва, что вы пристрастились к алкоголю.
– Министр, я сейчас не в том настроении… – Наун чувствовал себя пустым, как пересохший колодец, и сил выслушивать очередные нравоучения не было.
– Возьмите себя в руки, умоляю вас! Вы же принц! Я понимаю ваше горе, но…
– Ничего вы не смыслите! – Равнодушное лицо исказилось ненавистью, когда Наун подался вперед и схватил Чанмуна за грудки. На то, чтобы не разбить это холеное лицо, ушли вся выдержка и самообладание. В этот момент Наун ненавидел его всем сердцем. Ненавидел его бессердечие и хладнокровие, которые не позволили спасти любимого человека. – Это вы во всем виноваты! Если бы вы тогда меня не остановили, то…
– То вы были бы уже мертвы, – холодно осадил его министр Ён, и принц бессильно разжал пальцы. – Либо лишены титула. Но и в том и в другом случае спасти Кымлан вам бы не удалось. – Он сделал паузу и тяжело вздохнул. Облокотившись на гладкую столешницу, устало потер высокий лоб и расправил смятый воротник.
– Я мог хотя бы попытаться, – проронил Наун.
Конечно, все они были правы: и Чанмун, и отец, и эти прогнившие старики в Совете. Вот только это нисколько не уменьшало боль, которую принц испытывал при мысли, что ничего не сделал для спасения Кымлан.
– Ничего бы не изменилось, и вам это прекрасно известно, Ваше Высочество, – с нажимом произнес министр. – Случившееся ужасно, и я понимаю, как вам сейчас больно, но сделанного не воротишь. У каждого своя судьба. Ваша тоска не вернет Кымлан к жизни. – Голос министра вдруг стал тихим и печальным. Он с сочувствием смотрел на принца, будто в самом деле понимал, что тот чувствует.
Ён плеснул вина в пиалу и выпил залпом.
– Уверен, она хотела бы, чтобы вы жили дальше. Она ведь тоже любила вас и желала вам счастья.
Горло