уголках её глаз блестят слёзы. Я кусаю себя за щёку, чтобы не расплакаться вместе с ней.
– Конечно, теряла. Поэтому ты и пришла сюда, малышка, да? Расскажешь мне свою историю?
Я отворачиваюсь, мечтая о том, чтобы она ушла и позволила мне наконец спокойно отогреться в ванной.
– Нет? Тогда я расскажу тебе свою. Мой супруг отошёл в мир иной три года назад. Я не говорю умер, – произносит она, глядя на кладбище, виднеющееся из окна. – Я до сих пор часто беседую с ним.
А вот и нет, думаю я, но говорить ей такое было бы жестоко.
– Никто не уходит навсегда, понимаешь? Все они здесь, рядом с нами. Иногда мне кажется, что можно задержать дыхание и просто перепрыгнуть на другую сторону, хотя бы ненадолго, а затем вернуться обратно. Ты заметила это, когда приехала сюда?
Я качаю головой, хотя я помню, как меня охватила дрожь, когда мы въехали в ворота. Но это легко объяснить: я продрогла до костей, вот и всё.
– Некоторые люди чувствуют это сильнее, чем остальные. Через мисс Элдридж и Аннабелль можно общаться с кем угодно, если веришь.
Если веришь. Вот оно. Два слова, которые превращают всё сказанное в ложь. Два хитрых слова, которые позволяют легко запудрить человеку мозги и выманить у него деньги.
– Должно быть, ты проголодалась. – Она оставляет мне полотенце и выходит из комнаты со словами: – Спускайся в столовую, когда оденешься. Я приготовлю тебе ужин.
Мне не хочется вылезать из тёплой ванны, но в животе урчит от одной мысли о еде. Я вытираюсь, надеваю пижаму и приглаживаю волосы, но без особого усердия. Сырые пряди шлёпают меня по спине, пока я иду по коридору на манящий запах ужина.
Разговоры умолкают, как только я вхожу в столовую. За столом сидит человек шесть, не меньше, с чайными блюдцами и чашками кофе в руках. Одеты они в дорогие костюмы и платья, и я чувствую себя не к месту в своей пижаме. Однако смутиться я не успеваю, потому что Маргарет появляется возле меня с тарелкой горячего угощения и показывает на стул. Ростбиф с подливой, большая порция картофельного пюре и гарнир из варёной моркови. Я много лет не ела ничего подобного, ещё с тех пор как папа работал, а мама готовила по вечерам. Запах подливы уносит меня в прошлое – я почти вижу маму на кухне, в её голубом фартуке, она помешивает содержимое кастрюли, напевая. Я хватаю ложку, словно маленький дикарь, и набрасываюсь на еду, хотя я знаю, что это нехорошо. Вредно есть так быстро на голодный желудок.
Джон сидит напротив меня, сложив руки на коленях, на макушке у него торчит непослушный хохолок. Мне хочется протянуть руку через стол и пригладить его.
Он улыбается мне, а я стараюсь не улыбаться в ответ.
Мистер Спенсер удобно устроился, облокотившись на спинку стула, скрестив ноги и постукивая кончиком сапога по нижней части стола. Он наблюдает, как я ем.
– Какие чудовищные манеры, – говорит он. – Она жуёт, как корова.
Не знаю, его отвращение – часть представления или он успел выпить, и правда сорвалась с языка, но я пропускаю его слова мимо ушей.