поглядывая. Это, ежели мои грехи не слишком апостолу Петру тяжёлыми показались бы и отворил он для меня Царствие небесное. А ежели нет? Грешил-то я, будь здоров, на три жизни хватило бы, и не только для того, чтобы просто выжить и не быть удавленным или отравленным, как в том случае, когда Меншикова со всем семейством со свету сжил. Да и того хватило бы на отдельную сковородку. Или помыслы всё же важны? Я не знаю, не слишком ревностным христианином я был. В любом случае, лучше уж так, чем небеса или котёл.
Глаза сами собой начали закрываться, и я даже не сменил позы, чтобы не вспугнуть столь долго ожидаемый сон.
Я понял практически сразу, что это никакой ни сон был. На меня обрушилось всё то, что знал, читал и видел Пётр Алексеевич Романов восемнадцати лет отроду, в чьём теле возродилась моя душа – Петра Алексеевича Романова пятнадцати лет отроду, бывшего императором Всероссийским. Голова была готова лопнуть, но я даже застонать не мог под напором того, что лилось на меня сплошным потоком. Меня словно пригвоздило к постели, не давая пошевелить ни рукой, ни ногой. Не знаю, сколько это продолжалось, по мне так пару веков, но, когда все внезапно прекратилось, и я сумел открыть глаза, в комнате было так же темно, а где-то в темноте храпел Карамзин. Голова болела от переполнявшей её информации, и я постарался разложить её по полочкам, с каким-то весёлым ужасом чувствуя, что и ход мыслей изменился, стал быстрее, и слова новые появились, и, что самое главное, я знал, что они означают. А ещё я понял, что могу больше не совершать автоматически, не думая, то или иное действие, вроде открытия кранов в душе, полагаясь на память этого тела. Тот, кто отдал мне сейчас эту память, сделал это полностью, без остатка, так что теперь придётся вспоминать и совершать действия осознанно. Вот только я всё ещё оставался именно что Пером Романовым, императором Всероссийским, хлебанувшим в своё недолгое правление столько дерьма, что никогда мне уже не быть послушным чужой воле Петенькой Романовым, которого здесь все знали.
Я снова закрыл глаза, и чтобы уменьшить распирающую головную боль, начал накладывать чужую память поверх своей, как кальку, заставляя при этом собственную отодвигаться в сторону, но полностью не стирая, чтобы она не мешала мне начать жить в этом мире полноценной жизнью, но и помочь могла, ежели надобность в этом возникнет.
Начать с того, что это всё же другой мир, коих, как оказалось, великое множество, и родились они в тот момент, когда какое-то событие пошло по другой дороге. В истории этого мира всё случилось в тот момент, когда неподалёку от Костромы, в тех самых болотах, где однажды один старик водил ляхов проклятущих, упал с неба огромный камень. Камень тот пробил землю, и вся вода болот рухнула вниз, образовав в иге пещеру с озером посредине, где камень тот лежал прямо в центре и мерцал зелёным светом. Откуда я это знаю, про то, что мерцает камень и по сей день? Да Петька в ту пещеру аккурат этим летом, за три дня до отъезда в школу, залез. Зачем? Вот тут память дала сбой, похоже, что он и сам не понял, на кой хрен его туда понесло.
Вот