на званом вечере у леди Оттолайн. Грант и Оттолайн импровизировали парный танец в гостиной, и вдруг Грант зацепился носком туфли за трен платья своей дамы, и оба танцора грохнулись на паркет. Грант, будучи не столь монументального сложения, храбро смягчил собственным телом падение леди, но не смог скрыть, что выбит из колеи и сильно ушибся. Изгнанник подозревал, что у Гранта растяжение чего-нибудь или даже перелом. Леди Оттолайн раскудахталась над ним и настояла на том, чтобы поить его бренди из ложечки. Эта женщина по временам бывала чрезвычайно надоедлива. Потом она решила, что обязана как-то компенсировать художнику травму, и предложила всей компанией навестить его в мастерской. Она обещала, что при виде его работ зрители потеряют сознание от восторга, как когда-то она сама.
Неужто Кролик – «общий друг» Дункана Гранта и Лоуренса – узнал его сейчас через два холма и понял, что на той вершине – он, Лоуренс, обросший свежей бородой, без предупреждения переехавший в Сассекс? Или Кролик – кажется, это и впрямь Кролик – просто приветствует собрата-первопроходца на соседнем холме?
Изгнанник помахал в ответ. И приветственно крикнул, но снег окутал землю глушащим звуки одеялом. Он различил рядом с Кроликом еще одного мужчину, выше других и шире в плечах. Третий склонился над санками, удерживая их, чтобы не укатились. Это не Дункан Грант – слишком массивный. Еще с ними были, кажется, три женщины, но так закутанные, что не узнать.
И вдруг одна из них отошла от резвящейся компании – просто так, без причины. Должно быть, хотела полюбоваться видом. Ветер растрепал ей волосы; изгнанник смотрел, как она поднимает руку, чтобы убрать с лица и глаз ореховую гриву, и этот миг заворожил его.
У него будто выхватили центр тяжести. Пришлось с силой укорениться ногами в снегу. Просто женщина откидывает волосы с лица, и больше ничего. Но этот вид – ее, Даунса, резкого, как нож, света и поднятой руки – рассек изгнанника надвое.
Этот миг был ничем не примечателен – и судьбоносен. Он ударил в самое нутро. Изгнанника охватило страшное головокружение – ужас, блаженство, и все крутится вихрем. Она смотрела с холма вдаль, крепко стоя на заледенелых сугробах, и лицо излучало покой окружающего дня, словно она сама восстала из этих низин, как богиня Диана, рожденная в здешних лесах.
На ней была мужская твидовая куртка с глубокими накладными карманами – такую носят егеря, – застегнутая до горла, и, похоже, мужские плотные штаны. Очень практично по такой погоде. В бинокль он видел, как она повернулась, словно для того, чтобы разглядеть его, незнакомца, которого ее приятель – Кролик? – поприветствовал только что.
Рыжевато-каштановые волосы светились на зимнем солнце, как языки пламени. Она прикрывала глаза от света обеими руками – то есть изгнаннику так казалось, пока он не понял, что у нее тоже бинокль. Не полевой, а маленький, оперный. Воздух на вершине был кристально чист, лишь кое-где поблескивали снежинки, как в чудном зеркале. Он и она стояли, странно отражая позу и занятие друг друга.
Стояли,