не знают, куда их применить, пока кто-то не подскажет и не объяснит, какая от них может быть польза. В учебе его направляли преподаватели, и он стал блестящим студентом, а теперь, по-видимому, мечтал, чтобы кто-то сыграл ту же направляющую роль и в остальных сферах жизни, прежде всего в личной и практической. Насколько понял Томас, Уилер сейчас эту роль пытался взять на себя – возможно, старался увидеть всю подноготную своего ученика или уже разобрался в ней и в итоге наметил для него определенное будущее; однако Томас все никак не мог угадать, что он ему предлагает, какую стезю указывает и на какой путь приглашает ступить.
– И все-таки до меня не доходит, профессор… Что вы имеете в виду? Знаю, что здесь, в Оксфорде, предпочитают не выражаться прямо, а говорят обычно двусмысленно, намеками, и при этом отлично друг друга понимают. Я, конечно, провел среди вас несколько лет, хоть и с небольшими перерывами, приезжая и уезжая, но не забывайте, откуда я родом. В Испании привыкли говорить ясно, иначе разговора не получится. Вы вроде бы относите меня к числу людей способных, но о каких именно способностях идет речь? Сам я не представляю, как мог бы встать в ряды тех, кому удается предотвращать войны – не больше и не меньше.
Уилер вздохнул, словно терпение его начало иссякать. Видимо, он полагал, что достаточно прямо и доходчиво изложил свое предложение.
– Послушай, Томас. По твоим словам, я тут воздавал хвалы секретности, к тому же ты упомянул слухи, которые ходят о моем прошлом. Ты обладаешь исключительными способностями к языкам, а также к имитации. Поверь, я в жизни не встречал человека с подобными данными, хотя, надо заметить, ты не прошел специальной подготовки, в отличие от многих других, с кем мне доводилось сталкиваться. Как во время войны, так и после нее, да, и после нее. Что я тебе предлагаю? Здесь ты будешь очень полезен. Ты будешь нам очень полезен.
Том Невинсон рассмеялся: то ли не веря своим ушам, то ли его искренне рассмешило подобное предложение, то ли он почувствовал себя польщенным. Смех не красил его, делал немного вульгарным, а и без того широкий нос сразу становился еще шире. Лицо теряло выражение спокойной ясности, и в глазах усиливалось что-то, предвещавшее серьезные перемены. Казалось, его черты, вырываясь из-под контроля, начинали жить чужой жизнью – или своей, но только будущей.
– Надо понимать так, что вы до сих пор сохраняете связи со спецслужбами? То есть говорите о моей работе там?
Уилер посмотрел на него холодно, с внезапно вспыхнувшей досадой – может, из-за смеха, может, из-за излишней прямоты вопросов. По-прежнему прищуренные глаза снова обрели свой естественный голубой цвет и уже не напоминали львиные. Он сделал глоток из стакана, чтобы оценить ситуацию или чтобы выиграть время. И наконец ответил:
– Это спецслужбы сохраняют связи с человеком, коль скоро он к ним принадлежал. И оттуда к нему могут обращаться – изредка или довольно часто, то есть по мере необходимости. Человек никогда не покидает их насовсем, это было