набито соседским сапожником, я не скольжу. Протягиваю в окошко укутанной платками тетке свой жетончик, и в ведро из крана льется вода. Я до сих пор помню этот жетончик. Но, может быть, я помню его потому, что уже в весьма зрелом возрасте нашел у одного из коллекционеров именно такой латунный жетончик. На нем надпись: «Житомирский водопровод, три копейки – одно ведро воды». Именно три копейки, а не тридцать.
[Это о холодной воде. О горячей воде в доме мы и не мечтали. Пока был маленьким, мама купала меня в тазике, то есть я стоял в тазике, а она намыливала меня и поливала потом нагретой на печке водой. Однажды зимой решилась взять меня с собой в баню. В помывочном отделении я прижался к маме, с ужасом боясь даже глядеть на страшных старух, которые, как казалось мне, окружили нас со всех сторон. В следующий раз отказался идти в баню с мамой, пошел с отцом. Тогда папа и объяснил мне, что у евреев обычно обрезана часть кожицы на члене.]
На углу около разрушенного бомбой дома возле этой же водокачки как-то летом мы нашли кучу железных вытянутых дробин. Какой-то дядька объяснил нам, что это картечь из снаряда. Картечь – это еще интереснее. Прекрасный материал для обмена. А меняли мы все на все. Главный обменный материал – фантики. Конфеты в обертках доставались нам очень редко, по большим праздникам, или, когда ходили в гости к Аннушке. И были они обычно в простых линялых бумажках. Но иногда папа приносил нам и маме после зарплаты красивые конфеты в твердых обложках: «Кара-Кум», или «Белочка», или еще что-нибудь. Мы съедали свои конфеты мгновенно, аккуратно разглаживали фантик и ждали, когда мама съест свою конфету. Наверное, Натана это интересовало меньше, так как он два раза отдавал мне все собранные фантики. Не помню, что он получал взамен. Скорее всего, это было, когда ему поручали следить за мной, а ему нужно было убегать во дворы по своим важным делам.
А один раз я даже получил от него всю его коллекцию марок. Он собирал ее целый год и расставался с большим сожалением. Но ему срочно были нужны деньги, а у меня было целых 10 рублей, которые на его взгляд было целесообразней потратить, чем хранить вместе с фантиками.
Я по натуре, наверное, коллекционер, и для меня марки были важнее и интереснее денег. Помню, как девочка, которая жила в доме помещицы, принесла нам с Натаном показать коробочку с монетами. Мне они казались недосягаемым богатством. Особенно глаз не мог оторвать от красивых больших монет с изображением греческих героев. Мне казалось, что это что-то очень древнее. Тем более что я уже видел в книжках почти такие же изображения греческих богов и героев. Я помнил их очень хорошо, и был сильно разочарован, когда лет через пятнадцать понял, что это были обычные греческие монеты начала тридцатых годов.
Кстати, о деньгах, раз уж мы их упомянули. Вероятно, Натан был прав, что деньги нужно тратить. Летом или осенью была денежная реформа 1947 года. Мама с презрением и издевкой напоминала нам позднее о том, с каким пафосом Левитан своим прекрасным голосом упоминал «последнюю жертву». Действительно,