неожиданно ответил Стромский. – «Егора Шелеста! Я его видел сегодня в нулевке. Его занесли к нам утром на носилках, простреленного, с гематомой в пол головы. Но я его узнал»!
Борис обжег язык о концентрированную жидкость.
Шелест на тюрьме! Раненый! Может это какой-нибудь другой Шелест? Нет, все сходится. Имя, фамилия, купола на левой кисти, общий режим в Абакане. Мысли понеслись в голове Тарантино, как бешеные кони, беспорядочно сбивая друг друга. Так, стоп! Менты крутили его за квартиру бывшего следака Октябрьского РОВД, по иронии судьбы жившего в этом же районе. Этот эпизод они исполнили вместе с Шелестом. Борис был в глуховом отказе. Он стоял на своей версии о том, что просто таксовал и подвез неизвестного на адрес, где соседи срисовали номер его машины. Стоял до тех пор, пока ему не предъявили отпечатки его пальцев, якобы найденных в квартире и показания соседей, узнавших его через глазок. Опера блефовали! Конечно, кроме автомобильных номеров у них ничего не было на Тарантино. Все это была ментовская постанова, запротоколированная и приобщенная к делу. Да! Были еще показания его горе приятелей – свидетелей! Того самого Остапа и Кабана из бригады Пеши, которых приняли в его машине по ориентировке, где нашли две маски и кустарный нож – кинжал. За эту находку Тарантино били три дня подряд, с применением противогаза и других спецсредств, раскручивая его на 146-ю. Но с этим у ментов ничего не вышло. Зато Остапа с Кабаном они напугали так, что те признались даже в том, чего не совершали. Они слили ментам весь расклад о своей группировке, крышующей несколько торговых павильонов на улице Павлова и двух точек на рынке того же района. Имена и адреса родственников Тарантино, у которых были произведены обыски с изъятием вещей, в частности и с вменяемого эпизода. После всей этой карусели, по настоятельному совету адвоката, Борису пришлось признать факт своего нахождения в ограбленной квартире. Теперь он ждал суда, ломая голову, за что и как приняли Шелеста?
– «Иваныч, мне нужно найти человека. Поможешь»?
Тарантино решил довериться старому сидельцу. Паша Хохол успешно разгадывал не сложный кроссворд.
– «Что за человек»?
– «Мой подельник».
– «Шелест что ли»?
– «Угадал».
– «Пиши прогон». – Паша отложил газету в сторону. – «Эй, Дивногорец, доставай дорогу. Афган, встань на пику. Остальные разбежались по шконкам»!
Адидас три раза ударил в стену железной кружкой и ловко заскочил на высокую решку.
– «Уру-ру, соседи! Есть кто дома»?
– «Говори»! – Послышался бодрый ответ.
– «Давайте словимся, будьте так сказочно перпендикулярны»!
Через час пришла малява. Писал некий Жбан: «Егор Шелест на 18-ой больничке. Омоновская приемка, по тяжелой! Огнестрел обеих ног».
Борису снился сон, по сюжету книги «Поющие в терновнике», которую он прочитал здесь в тюрьме, буквально за три дня. Как будто он, отрекшийся от мирской жизни монах, тайно влюблен в молодую, красивую девушку. И она отвечает ему взаимностью. Эта платоническая любовь, самое мощное чувство на свете! Сильнее, наверно, может быть только любовь к Богу, до которой он еще не дорос. Что же ему делать, терзаемому искушением,